Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

На другой день наши дружественныя отношенiя нeсколько продвинулись впередъ. Акульшинъ заявилъ: насчетъ этого мусора -- такъ чортъ съ нимъ: и онъ самъ напрасно старался, и я зря глыбы ворочалъ -- надъ этимъ мусоромъ никакого контроля и быть не можетъ, кто его знаетъ, сколько тамъ его было...

Скинули въ лeсу очередную порцiю мусора, сeли, закурили. Говорили о томъ, о семъ: о минеральныхъ удобренiяхъ ("хороши, да нeту ихъ"), о японцe ("до Барнаула, должно быть, доберутся -- вотъ радость-то нашимъ сибирякамъ будетъ"), о совхозахъ ("плакали мужики на помeщика, а теперь бы чортъ съ нимъ, съ помeщикомъ, самимъ бы живьемъ выкрутиться"), потомъ опять свернули на Барнаулъ: что это за мeста и какъ далеко туда eхать. Я вынулъ блокнотъ и схематически изобразилъ: Мурманская желeзная дорога, Москва, Уралъ, Сибирскiй путь, Алтайская вeтка... "Н-да, далеконько eхать-то! Но тутъ главное -- продовольствiе... Ну, продовольствiе-то ужъ я добуду!"

Эта фраза выскочила у Акульшина какъ-то самотекомъ -- чувствовалось, что онъ обо всемъ этомъ уже много, много думалъ. {279} Акульшинъ передернулъ плечами и дeланно усмeхнулся, искоса глядя на меня: вотъ такъ люди и пропадаютъ, думаетъ про себя, думаетъ, да потомъ возьметъ и ляпнетъ. Я постарался успокоить Акульшина: я вообще не ляпаю ни за себя, ни за другихъ... "Ну, дай-то Богъ... Сейчасъ такое время, что и передъ отцомъ роднымъ лучше не ляпать... Но ужъ разъ сказано, чего тутъ скрывать: семья-то моя, должно, въ тайгу подалась, такъ мнe тутъ сидeть нeтъ никакого расчету".

-- А какъ же вы семью-то въ тайгe найдете? "Ужъ найду, есть такой способъ, договорившись уже были". "А какъ съ побeгомъ, съ деньгами и eдой на дорогу?" "Да намъ что, мы сами лeсные, уральскiе, тамъ -- лeсомъ, тамъ -- къ поeзду подцeплюсь". "А деньги и eду?"

Акульшинъ усмeхнулся: руки есть. Я посмотрeлъ на его руки. Акульшинъ сжалъ ихъ въ кулакъ, кулакъ вздулся желваками мускуловъ. Я сказалъ: это не такъ просто.

-- А что тутъ мудренаго? Мало-ли какой сволочи съ наганами и портфелями eздитъ. Взялъ за глотку и кончено...

...Въ числe моихъ весьма многочисленныхъ и весьма разнообразныхъ подсовeтскихъ профессiй была и такая: преподаватель бокса и джiу-джитсу. По нeкоторымъ весьма нужнымъ мнe основанiямъ я продумывалъ комбинацiю изъ обeихъ этихъ системъ, а по минованiи этихъ обстоятельствъ, часть продуманнаго использовалъ для "извлеченiя прибыли": преподавалъ на курсахъ команднаго состава, милицiи и выпустилъ книгу. Книга была немедленно конфискована ГПУ, пришли даже ко мнe, не очень чтобы съ обыскомъ, но весьма настойчиво -- давайте-ка всe авторскiе экземпляры. Я отдалъ почти всe. Одинъ, прошедшiй весьма путаный путь, -- сейчасъ у меня на рукахъ. Акульшинъ не зналъ, что десять тысячъ экземпляровъ моего злополучнаго руководства было использовано для ГПУ и Динамо и, слeдовательно, не зналъ, что съ хваткой за горло дeло можетъ обстоять не такъ просто, какъ это ему кажется...

-- Ничего тутъ мудренаго нeтъ, -- нeсколько беззаботно повторилъ Акульшинъ.

-- А вотъ вы попробуйте, а я покажу, что изъ этого выйдетъ.

Акульшинъ попробовалъ: ничего не вышло. Черезъ полсекунды Акульшинъ лежалъ на снeгу въ положенiи полной безпомощности. Слeдующiй часъ нашего трудового дня былъ посвященъ разучиванiю нeкоторыхъ элементовъ благороднаго искусства безшумной ликвидацiи ближняго своего -- въ варiантахъ, не попавшихъ даже и въ мое пресловутое руководство. Черезъ часъ я выбился изъ силъ окончательно. Акульшинъ былъ еще свeжъ.

-- Да, вотъ что значитъ образованiе, -- довольно неожиданно заключилъ онъ.

-- При чемъ тутъ образованiе?

-- Да такъ. Вотъ сила у меня есть, а умeть не умeю. Вообще, если народъ безъ образованныхъ людей, -- все равно, какъ если бы армiя -- въ одномъ мeстe все ротные, да безъ ротъ, а въ другомъ -- солдаты, да безъ ротныхъ. Ну, и бьетъ, кто {280} хочетъ... Наши товарищи это ловко удумали... Образованные, они сидятъ вродe какъ безъ рукъ и безъ ногъ, а мы сидимъ вродe какъ безъ головы... Вотъ оно такъ и выходитъ... -- Акульшинъ подумалъ и вeско добавилъ: -- Организацiи нeту!

-- Что имeемъ -- не хранимъ, потерявши -- плачемъ, -- съиронизировалъ я.

Акульшинъ сдeлалъ видъ, что не слыхалъ моего замeчанiя.

-- Теперь, возьмите вы нашего брата, крестьянство. Ну, конечно, съ революцiей -- это все горожане завели, да и теперь намъ безъ города ничего не сдeлать. Народу-то насъ сколько: одними топорами справились бы, да вотъ -- организацiи нeту... Сколько у насъ на Уралe возстанiй было -- да все вразбродъ, въ одиночку. Одни воюютъ, другiе ничего не знаютъ: сидятъ и ждутъ. Потомъ этихъ подавили -- тe подымаются. Такъ вотъ все сколько ужъ лeтъ идетъ -- и толку никакого нeтъ. Безъ командировъ живемъ. Разбрелся народъ, кто куда. Пропасть, оно, конечно, не пропадемъ, а дeло выходитъ невеселое.

Я посмотрeлъ на квадратныя плечи Акульшина и на его крeпкую, упрямую челюсть и внутренне согласился: такой, дeйствительно, не пропадетъ -- но такихъ не очень-то и много. Бiографiю Акульшина легко можно было возстановить изъ скудной и отрывочной информацiи давешняго разговора: всю свою жизнь работалъ мужикъ, какъ машина, -- приблизительно такъ же, какъ вчера онъ работалъ ломомъ. И, работая, толково работая, не могъ не становиться "кулакомъ" -- это, вeроятно, выходило и помимо его воли... Попалъ въ "классовые враги" и сидитъ въ лагерe. Но Акульшинъ выкрутится и въ лагерe: изъ хорошаго дуба сдeланъ человeкъ... Вспомнились кулаки, которыхъ я въ свое время видалъ подъ Архангельскомъ, въ Сванетiи и у Памира -высланные, сосланные, а то и просто бeжавшiе куда глаза глядятъ. Въ Архангельскъ они прибывали буквально въ чемъ стояли: ихъ выгружали толпами изъ ГПУ-скихъ эшелоновъ и отпускали на всe четыре стороны. Дeти и старики вымирали быстро, взрослые желeзной хваткой цeплялись за жизнь и за работу... и потомъ черезъ годъ-два какими-то неисповeдимыми путями опять вылeзали въ кулаки: кто по извозной части, кто по рыбопромышленной, кто сколачивалъ лeсорубочныя артели; смотришь -- опять сапоги бутылками, борода лопатой... до очередного раскулачиванiя... Въ Киргизiи, далеко за Иссыкъ-Кулемъ, "кулаки", сосланные на земли ужъ окончательно "неудобоусвояемыя", занимаются какими-то весьма путанными промыслами, вродe добычи свинца изъ таинственныхъ горныхъ рудъ, ловлей и копченiемъ форели, пойманной въ горныхъ рeчкахъ, какой-то самодeльной охотой -- то силками, то какими-то допотопными мултуками, живутъ въ неописуемыхъ шалашахъ и мирно уживаются даже и съ басмачами. Въ Сванетiи они дeйствуютъ организованнeе: сколотили артели по добычe экспортныхъ и очень дорогихъ древесныхъ породъ -- вродe сампита -торгуютъ съ совeтской властью "въ порядкe товарообмeна", имeютъ свои пулеметныя команды. Совeтская власть сампитъ принимаетъ, товары сдаетъ, но въ горы предпочитаетъ не соваться и дeлаетъ видъ, что все {281} обстоитъ въ порядкe. Это -- то, что я самъ видалъ. Мои прiятели -- участники многочисленныхъ географическихъ, геологическихъ ботаническихъ и прочихъ экспедицiй -- разсказывали вещи, еще болeе интересныя. Экспедицiй этихъ сейчасъ расплодилось невeроятное количество. Для ихъ участниковъ -- это способъ отдохнуть отъ совeтской жизни. Для правительства -- это глубокая развeдка въ дебри страны, это подсчетъ скрытыхъ рессурсовъ, на которыхъ будетъ расти будущее хозяйство страны. Рессурсы эти огромны. Мнe разсказывали о цeлыхъ деревняхъ, скрытыхъ въ тайгe и окруженныхъ сторожевыми пунктами. Пункты сигнализируютъ о приближенiи вооруженныхъ отрядовъ -- и село уходитъ въ тайгу. Вооруженный отрядъ находитъ пустыя избы и рeдко выбирается оттуда живьемъ. Въ деревняхъ есть американскiе граммофоны, японскiя винтовки и японская мануфактура.

По всей видимости, въ одно изъ такихъ селъ пробралась и семья Акульшина. Въ такомъ случаe ему, конечно, нeтъ никакого смысла торчать въ лагерe. Прижметъ за горло какого-нибудь чекиста, отберетъ винтовку и пойдетъ въ обходъ Онeжскаго озера, на востокъ, къ Уралу. Я бы не прошелъ, но Акульшинъ, вeроятно, пройдетъ. Для него лeсъ -- какъ своя изба. Онъ найдетъ пищу тамъ, гдe я погибъ бы отъ голода, онъ пройдетъ по мeстамъ, въ которыхъ я бы запутался безвыходно и безнадежно... Своимъ урокомъ джiу-джитсу я, конечно, сталъ соучастникомъ убiйства какого-нибудь зазeвавшагося чекиста: едва-ли чекистъ этотъ имeетъ шансы уйти живьемъ изъ дубовыхъ лапъ Акульшина... Но жизнь этого чекиста меня ни въ какой степени не интересовала. Мнe самому надо бы подумать объ оружiи для побeга... И, кромe того, Акульшинъ -- свой братъ, товарищъ по родинe и по несчастью. Нeтъ, жизнь чекиста меня не интересовала.

Акульшинъ тяжело поднялся:

-- Ну, а пока тамъ до хорошей жизни -- поeдемъ г..... возить...

Да, до "хорошей жизни" его еще много остается...

"КЛАССОВАЯ БОРЬБА"

Какъ-то мы съ Акульшинымъ выгружали нашу добычку въ лeсу, верстахъ въ двухъ отъ Медгоры. Всe эти дни съ сeверо-востока дулъ тяжелый морозный вeтеръ, но сейчасъ этотъ вeтеръ превращался въ бурю. Сосны гнулись и скрипeли, тучи снeжной пыли засыпали дорогу и лeсъ. Акульшинъ сталъ торопиться.