Итальянец - Артуро Перес-Реверте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Итальянцы?
– Вполне возможно.
– Вот ненормальные… Тупые макаронники.
Катер пристает к молу, и водолазы поднимают тела. С Тодда ручьями стекает вода, из одежды на нем только шорты, а на груди висит маска и кислородный аппарат. Кампелло и Моксон пробиваются сквозь толпу солдат и матросов, сбежавшихся поглазеть на зрелище. На молу посреди огромной лужи лежат два трупа. С них снимают кислородные маски; крайняя бледность лиц указывает на кислородное голодание от длительного погружения: один белокурый, с тонкими усиками, второй смуглый, с коротко остриженными кудрями. Из ушей, носа и рта у обоих идет кровь, окрашивая в розовый лужу под их телами.
– Их убила глубинная бомба, – говорит кто-то.
– Это немцы или итальянцы?
– Сейчас узнаем.
У блондина нет видимых ранений; его тело не тронуто взрывом, остекленевшие глаза прикрыты. С помощью своих людей Тодд снимает с трупа прорезиненный костюм: под ним рабочий комбинезон, на концах воротника по одной звездочке, а на обшлагах рукавов по три нашивки, указывающие на чин капитан-лейтенанта.
– Капитан-лейтенант Лауро Маццантини, – говорит Тодд. – Королевские военно-морские силы.
Встав на колено рядом с телом, он читает удостоверение в клеенчатом конверте, спрятанное во внутренний карман. Затем переходит к осмотру второго водолаза, погибшего от пули крупного калибра, которая почти оторвала ему ногу выше колена. Это коренастый юноша с четкими чертами лица, типичными для жителей Средиземноморья. Под водолазным костюмом на нем тоже комбинезон с тремя треугольными нашивками – одна широкая и две узкие.
– Старший матрос, канонир Доменико Тоски, – читает Тодд, открыв удостоверение.
Он еще какое-то время смотрит на погибших, потом встает. Прожекторы гаснут, пока не остается один у входа в порт. Мол снова погружается в темноту. Сержант-зенитчик подходит к Моксону, который включил электрический фонарь и освещает трупы.
– Как думаете, они были одни, сеньор? – спрашивает сержант у Тодда.
Тот пожимает плечами. Кто-то дает ему полотенце вытереть лицо и грудь, но водолазного снаряжения он пока не снимает.
– Могут быть и другие.
– На рейде или внутри?
– Это вопрос… Держите своих людей наготове по обе стороны мола и будьте начеку.
Тодд возвращает полотенце, берет сигарету, предложенную Кампелло, и наклоняется прикурить от зажигалки, принадлежащей Елене Арбуэс. Пламя освещает усталое лицо Тодда.
– Они тащили что-то похожее на торпеду, – говорит полицейский. – Или мне так показалось.
Тодд подтверждает.
– Я тоже видел, но внизу мы ничего не нашли. Сейчас вернемся, поищем еще. Кроме того, я хочу осмотреть сетку – не разрезана ли она где-нибудь. – Он кивает на акваторию. – Если так, кто-нибудь, возможно, еще остался в порту.
– Боже мой! – озабоченно восклицает Моксон, – Надеюсь, что нет.
Тодд затягивается сигаретой. Потом выбрасывает окурок в море и приказывает водолазам возвращаться на катер. Наконец обращается к сержанту-артиллеристу:
– Иди в будку, позвони, чтоб не снимали охрану. Пусть смотрят в оба и время от времени освещают прожекторами порт… Понятно?
– Понятно, сеньор.
– Пусть информируют нас о малейших подозрительных признаках, чтобы мы сразу же могли уйти на глубину и проверить корпусы кораблей. Если в порт проникли другие итальянцы, они могут нанести большой ущерб.
Сержант хмурит брови:
– А если они уже поставили мину?
– Тогда мы ее нейтрализуем.
– До того как взорвется? – восхищается сержант.
Тодд криво усмехается, не пытаясь шутить:
– Или в процессе.
– Простите, сеньор, что вы сказали?
– Давай… Шевелись.
Приказав своим занять посты, сержант удаляется. Моксон фонарем освещает трупы.
– Вот дьяволы, – бормочет он.
Тодд, который надевает дыхательный аппарат, поворачивается к нему; его лицо искажает вспышка гнева.
– Никогда так не говори, – жестко цедит он сквозь зубы. – Если у них хватило мужества сюда добраться, значит это настоящие мужчины.
Моксон смущенно моргает:
– О-о да, конечно… Прости, парень.
– На хрена мне твое «прости». Их уважать надо. И погаси ты наконец фонарь, его по всей бухте видно.
Тодд спускается на борт, отдает швартовы, урчит мотор, и катер удаляется к линии буйков.
– Мать твою, – шепчет Моксон с горечью. – Ну прям как будто эти мертвецы – его братья.
– Может, так оно и есть, – отвечает Кампелло.
Моксон оборачивается к нему, но заговаривает не сразу.
– Похоже, с этой девицей, которую вы арестовали, все не случайно, – произносит он наконец. – Тебе не кажется?
– Конечно. – Полицейский задумчиво подбрасывает зажигалку. – Ясное дело, не случайно.
Дженнаро Скуарчалупо поднимается на поверхность, снимает маску – лучше сказать, срывает – и жадно вдыхает свежий ночной воздух, хватает его ртом, словно рыба, выброшенная на берег, стараясь не потерять сознание от головокружения и тошноты. В легких такое жжение, будто туда залили кислоту, и он боится, что наглотался испарений натровой извести из фильтра дыхательного аппарата.
– Ты как? – шепотом спрашивает Тезео Ломбардо.
– Нормально.
– Уверен?
– Уверен. – У неаполитанца дрожит голос. – Я еще на что-то способен.
Его товарищ вынырнул рядом с ним, и после водолазных работ у «Найроби» оба совершенно без сил. Они отвязали балласт, цепляются за якорную цепь небольшого танкера, пришвартованного позади Северного мола, и теперь под защитой тени корпуса и большого бакена, качающегося поблизости, в темноте, пытаются восстановить силы.
– Отдохни немного, Дженна… Давай, обопрись на меня.
Скуарчалупо кладет руку на плечи Ломбардо и старается перевести дух. Погрузившись в грязную, замасленную воду до подбородка, он осматривается. Порт во мраке. Темные силуэты пришвартованных или стоящих на якоре кораблей вырисовываются под звездным небом, и только иногда на краткий миг вспыхивает какой-нибудь иллюминатор или фонарик вахтенного. Вдалеке, у обоих входов в порт, ситуация иная: злобно мечутся лучи прожекторов, а на их фоне мелькает тень патрульного катера – он сбрасывает глубинные бомбы, их взрывные волны расходятся и достигают итальянцев слабой вибрацией воды.
– Это все из-за Маццантини и Тоски? – вздрогнув, спрашивает Скуарчалупо.
– Может быть.
– Боже мой. Только бы они смогли…
– Надо уходить, – перебивает его Ломбардо.
Держась одной рукой за якорную цепь, они снимают