Итальянец - Артуро Перес-Реверте

– И что вы думаете, раз вы ее знаете? Она замешана или невиновна?

Сокас отвечает не сразу.

– Мне кажется, она не способна на то, в чем вы ее обвиняете, – заключает он. – Наверняка здесь какое-то недоразумение.

Елена взволнована и не может этого скрыть.

– Спасибо, доктор.

– Просто я так думаю.

– Пожалуйста, предупредите испанского консула.

– Конечно… Сделаю все, что смогу.

Кампелло в досаде берет пачку сигарет и зажигалку и снова прячет в карман. Очевидно, он не слишком удовлетворен результатом примененного им приема – а ведь он возлагал на него большие надежды. Раздается окрик, и в дверях снова появляется все тот же Бейтман.

– Отведите ее туда же, в одиночную.

– Да, комиссар.

Сокас взволнованно вмешивается:

– Не думаете же вы, что она должна?..

– Возвращайтесь в свой госпиталь и к своим поездам, доктор, – перебивает Кампелло. – Это всё.

Он переводит на Елену сумрачный взгляд, в котором она читает угрозу, а может быть, и приговор.

– Если вражеская атака состоится и случится беда, ты ответишь за все.

Елена встает и с презрением смотрит на полицейского:

– Этому я помешать не могу: ни тому, что может произойти, ни тому, что я за все отвечу, если уж вам так захотелось… Как бы то ни было, идите вы к дьяволу.

Над черной поверхностью чуть волнующейся воды едва видны шесть точек: шестеро мужчин в резиновых масках смотрят в направлении огромной скалы, и только слабый свет месяца во мраке, едва различимого на густо усыпанном звездами небесном своде, очерчивает дугу восточного берега бухты, до которого еще миля.

Мокрая шкура, каленое железо, бормочет про себя Дженнаро Скуарчалупо, чтобы ни о чем не думать. Он повторяет это раз и другой, и дальше слова не идут даже сейчас, когда, перекрыв доступ кислорода в дыхательный аппарат, он с удовольствием вдыхает чистый и влажный воздух ночи. Мокрую шкуру каленым железом. Черные ночи и синее море, наконец добавляет он, глядя на темную и все еще далекую скалу.

Несмотря на то что все тело под рабочим комбинезоном смазано жиром, а сверху надет прорезиненный костюм, неаполитанцу так холодно, что у него стучат зубы. Кроме того, он час с четвертью неподвижно сидел на майале за спиной у Ломбардо, и ноги затекли; три экипажа покинули тайную базу на «Ольтерре», соединились за волнорезом Альхесираса и вместе взяли курс восемьдесят градусов, без масок, держа голову над водой, чтобы сэкономить кислород. Поскольку у майале младшего лейтенанта Арены и главного старшины Кадорны проблемы с электропитанием и скорость ниже, остальные продвигаются вперед, подстраиваясь под отстающий экипаж, со скоростью меньше двух узлов и так, чтобы видеть друг друга. К счастью, уйти на глубину им пришлось только на последнем отрезке пути, вблизи от испанских рыбаков, которые работали при свете фонарей, а сейчас рыбаки уже позади, справа, на расстоянии трех-четырех кабельтовых.

Сидя перед Скуарчалупо, Тезео тоже снимает маску. Свет звезд скользит по нему, слегка мерцая в коротких прядях мокрых волос.

– Все в порядке, Дженна?

– Все хорошо.

Выпрямившись и упираясь в подножки, Скуарчалупо смотрит на светящиеся часы на левом запястье, рядом с глубиномером: они показывают сорок минут после полуночи. Он кладет руку на плечо товарищу и заглядывает на пульт управления, который виден под самой поверхностью воды. Рядом с рукояткой глубиномера и штурвалом слабо светится компас.

– Мы почти на месте, брат.

– Да.

От холода дрожит голос. Скуарчалупо выпрямляется и, взявшись за рукоятки, проверяет, как работают сдвоенные кислородные баллоны, соединенные на груди с дыхательным аппаратом. Прищепка на носу причиняет ему неудобство; он снимает маску, потом снова надевает.

Мокрую шкуру каленым железом, снова бормочет он, на этот раз шевеля губами. Черные ночи и синее море. Мокрая шкура.

– С ней все будет хорошо, – шепчет он.

Ломбардо не отвечает. Отзывается голос капитан-лейтенанта Маццантини – близкий и ясный в безветренной ночи над спокойным морем. Все майале собрались.

– Нам осталось меньше мили, – говорит Маццантини, – так что будем атаковать: Арена и Кадорна – южный вход в порт. – Он на секунду умолкает – вероятно, уточняет курс. – Сто пять градусов… Ломбардо и Скуарчалупо – со мной и Тоски, северный вход… Курс – семьдесят пять.

Короткая пауза. Все шестеро слышат только тихий плеск воды вокруг. Сверив показания компаса на майале с показаниями компасов на запястьях, шестеро итальянцев набирают в легкие чистый воздух. Не скоро придется нормально подышать, думает Скуарчалупо. И дай-то бог, чтобы тогда дышали все.

– Порядок, Десятая? – спрашивает Маццантини.

– Так точно, – слышится приглушенный голос младшего лейтенанта Арены.

– Так точно, – говорит Тезео Ломбардо.

– Тогда в пасть волку… Удачной охоты.

Они погружаются один за другим, исчезая с поверхности воды. Скуарчалупо снова прилаживает маску и правой рукой открывает клапан подачи кислорода. Холодная вода накрывает его с головой, звезды исчезают, и мир превращается в черную влажную сферу, вмещающую в себя все разнообразие страшных вещей: что-то вроде временной смерти – или преждевременной, – где единственное проявление жизни – стрелка компаса, что светится, указывая курс, по которому идет судьба каждого из них до самого края.

Через некоторое время поверх жужжания мотора, вибрирующего между ногами, и винта, от которого бурлит вода за спиной, неаполитанец различает далекие звуки, сухие и отрывистые; море издалека словно посылает некую вибрацию, и она отдается не столько в барабанных перепонках, сколько в груди и животе. Он сразу же догадывается, что это значит: глубинные бомбы, которые английские патрули взрывают вблизи порта; те самые, что убили Этторе Лонго во время последней атаки и могут убить и его, и Ломбардо, когда они подойдут ближе. Желая убедиться, что товарищ тоже заметил, Скуарчалупо пару раз постукивает его по спине и чувствует, как тот кивает.

Мокрую шкуру каленым железом. Черные ночи и черное море, совсем не синее, словно этот цвет навсегда исчез с просторов вселенной. На секунду с мучительной тоской Скуарчалупо вспоминает Неаполитанский залив, шумные улицы города, залитые светом, отчий дом, где на стенах рядом с портретом короля Виктора