Итальянец - Артуро Перес-Реверте

За этим следует тишина, и Сокас снова оборачивается к Кампелло, как бы желая услышать его мнение. Однако тот неподвижно сидит с непроницаемым лицом.

– А что делаешь здесь ты, доктор? – повторяет Елена.

От этого вопроса лицо полицейского на мгновение оживляется.

– Да, – замечает он. – Полагаю, вы должны выразиться определеннее, сеньор Сокас.

Доктор вновь поправляет узел галстука, словно его душат. Затем наклоняется вперед и облокачивается на стол. Похоже, ему трудно сглотнуть.

– Послушай, Елена. Сейчас для Гибралтара трудный момент. Здесь опасаются вражеских атак и думают, будто ты про это что-то знаешь.

– Я же тебе уже сказала…

Сокас поднимает руку:

– Пожалуйста, дай мне договорить. Мы давно знакомы, и ты знаешь, как я тебя ценю. Помнишь тот день, когда мы прятались от дождя у меня дома?.. Я беспокоился, мне показалось, кто-то за мной следит, но я ошибся. Шли не за мной, а за тобой. Тебя вели: и когда ты приходила на эту сторону решетки, и когда находилась по другую.

Елена невозмутимо выдерживает удар. По крайней мере, старается, чтобы выглядело именно так.

– Если за мной следили, – ей удается сказать это спокойным тоном, – они должны знать, что скрывать мне нечего.

– Они сделали иные выводы. По-видимому…

Доктор умолкает и колеблется, подыскивая подходящее слово.

– Ты вступила в контакт с чужаками, – уточняет он наконец.

– Чужаками?

– Так они их называют.

– С итальянцами, – вставляет Кампелло со своего стула.

Его злобный тон раздражает Елену.

– Это идиотизм.

– Вовсе нет. – Полицейский смотрит на часы. – А мы теряем время… Переходите к сути, доктор.

– Они обратились ко мне, потому что ты мне доверяешь, – говорит Сокас.

Елена смотрит на него подозрительно:

– А я не уверена, что доверяю… Что ты забыл в этом замечательном месте, где у тебя такие прекрасные отношения с гибралтарской полицией?

Кампелло саркастически кривится:

– Давайте, скажите ей. Откроем всю правду.

Сокас молчит. Сидит, облокотившись на стол. Всякий раз, когда Елена пытается посмотреть ему в глаза, он отводит взгляд. И тогда Кампелло открывает завесу:

– Доктор сотрудничает с нами.

– С полицией? – удивляется Елена.

– С британским правительством.

– В определенном смысле я – поручитель. – Сокас наконец решается. – Я поручусь за тебя или, по крайней мере, могу. Они мне доверяют.

– Доверяют? Почему?

– Ты же знаешь мое увлечение железной дорогой, правда?

– Да. И при чем тут это?

– Я почти наизусть знаю все железные дороги Европы: вокзалы, маршруты, расписания. Знаю, во сколько отходит экспресс из Бремена, Нанта, Кракова или Милана. Какие станции он проходит мимо, а какие для него узловые и где у него альтернативные пути… Понимаешь меня?

– Не совсем.

– Но это же так просто, – вмешивается Кампелло. – Каждый день, приходя на Гибралтар, сеньор Сокас после госпиталя посещает одно местечко, где ему обеспечивают связь со стратегическим центром Королевских военно-воздушных сил в Лондоне – а там планируют бомбардировки оккупированной Европы. Его спрашивают, он отвечает. В Англии, разумеется, тоже есть такие, вроде нашего доктора; но, как ни крути, он из лучших… Если вокзал в Дюссельдорфе разбомбили, то каковы альтернативные пути. Где расположены важнейшие мосты и туннели. Сколько времени понадобится конвою, чтобы доехать до Вены или до Бордо по тому или иному маршруту… Как вам такое?

– Невероятно.

– Вот это и есть военное хобби вашего друга доктора.

– Ты это делаешь по идейным соображениям? – Все еще обескураженная, она поворачивается к Сокасу. – Или ради денег?

Доктор качает головой:

– Мне никогда не нравились ни нацисты, ни фашисты. Ты же знаешь.

– Он делает это бесплатно, – поясняет Кампелло. – Истинная причина в том, что он очень любит мир поездов… Не так ли, доктор?

Сокас по-прежнему молчит, глядя на свои руки.

– Это как играть в шахматы, – наконец говорит он.

Елена по-прежнему оглушена.

– Поездами?

– Разумеется, поездами. – Доктор поднимает глаза; вот теперь он гордится собой. – На огромной доске с железнодорожными путями. – Он вдруг вскидывает голову, и голос его звучит жестко: – Кроме всего прочего, я еврей.

Кампелло встает, сует руку в карман, достает пачку «Крейвен» и зажигалку Елены и кладет все это перед ней на стол.

– Можете курить, если хотите.

Елена не отвечает. Она даже не смотрит на сигареты, хотя совсем недавно сходила по ним с ума. Она не отрываясь смотрит на доктора:

– Ты действительно думаешь обо мне так, как они говорят?

– Ничего я не думаю и думать не собираюсь. – Сокас колеблется и смотрит на нее нерешительно. – Но ведь твоего мужа убили англичане, так?.. Это непреложный факт.

– И?

– Значит, у тебя есть мотив.

– Ты это серьезно?

– Не знаю, Елена, – вздыхает Сокас. – Правда в том, что я действительно не знаю. Меня попросили убедить тебя. Если ты согласишься сотрудничать, все, что ты сделала раньше, спишут в архив… Тебе даже предоставят возможность поддерживать контакт.

Елена от удивления поднимает брови. Она не знает, сколько еще ей удастся тянуть время, чтобы снова не оказаться в подвале, но она удивленно поднимает брови. Удивленно и неприязненно.

– Стать британским агентом?

– Можно назвать и так, – снова вмешивается Кампелло. – Дело неотложное. Нам нужно знать, готовится ли вражеская операция. Когда и где они ударят. Мы полагаем, что скоро, но не знаем, откуда они будут атаковать, сколько их будет и каковы конкретные объекты.

– И вы думаете, мне все это известно?

– Мы убеждены, что все или, по крайней мере, бо́льшая часть вам известна.

Елена снова поворачивается к Сокасу:

– Это глупость какая-то, доктор… Предупредите испанские власти. Пусть они вытащат меня отсюда.

– Вы умеете держать себя в руках, я это уже понял, – иронически улыбается полицейский. – И не выглядите испуганной.

– Я должна рыдать и кричать, демонстрируя невиновность?

Сокас качает головой.

– Елене это не свойственно, – заверяет он. – Она спокойна при