Итальянец - Артуро Перес-Реверте

– От двенадцати до девяти метров, кое-где восемь.

Скуарчалупо подмигивает ему:

– Тоже перепроверял, а?

– Конечно. И знаешь, что это все означает: мы пойдем вплотную к поверхности, малейший ошибочный маневр – и вынырнем на свет божий или нас засекут по свечению.

Неаполитанец кивает, вдруг помрачнев.

– А если пахать по дну, поднимется туча водорослей, и видимость у нас будет не больше, чем у жареной рыбы.

– Вполне возможно.

– Ладно, тогда представь себе, что все идет хорошо до этого момента, но потом вдруг раз – и все меняется. Мы минируем крейсер, но не можем вывести майале из порта: потеря управления или авария. Придется выйти на сушу… У тебя есть место на примете?

– Северный мол. – Ломбардо показывает на чертеже. – Отличное место, рядом с деревянной пассажирской пристанью. Помнишь?

– Да, конечно… Мы его имели в виду на случай, если придется выходить где-то поблизости. Там всегда темно, особенно когда в порту затемнение.

– Оно и сейчас может нам пригодиться. Оттуда переберемся на другую сторону, проплывем полмили до испанского берега.

– Если к тому времени вообще сможем плыть.

– Или поднимемся на борт какого-нибудь нейтрального купца – там какие-то стоят… Или поднимем руки и сдадимся.

Скуарчалупо не может сдержать гримасы отвращения.

– Уж только не это, дорогой товарищ. Дуче не понравится.

– Тогда скажи ему, пусть идет сам. Дадим ему прорезиненный костюм, пусть хотя бы ноги намочит.

Они вместе смеются, они снова два бойца. Два товарища.

– Мы вернемся на нашей майале, – твердо говорит Ломбардо. – Я уверен.

– Ну еще бы… А быки травку не едят.

Скуарчалупо убирает листок бумаги в карман и встает. Надо последний раз осмотреть майале и перейти с генератора на динамо-машину, чтобы зарядить батарейки. Ломбардо надевает промасленную спецовку, они выходят из дока; на трапе, ведущем в док, где начинаются операции, они встречают капитан-лейтенанта Маццантини, и у него такое лицо, что оба водолаза начинают нервничать.

– Надо поговорить, Тезео, – произносит капитан-лейтенант.

И многозначительно смотрит на Скуарчалупо; тот собирается уйти, чтобы оставить их одних, но Ломбардо его останавливает:

– Дженнаро – мой двойник, капитан-лейтенант. Такого быть не может, чего ему не стоит слышать.

Офицер секунду колеблется, смотрит на Скуарчалупо и наконец решается:

– Ты ему рассказал?

– Да, – подтверждает Ломбардо.

Взгляд офицера становится суровым.

– Такого приказа не было.

– Но и противоположного не было, капитан-лейтенант. И, повторяю, это мой товарищ.

– Не беспокойтесь, – вмешивается Скуарчалупо. – Я сейчас уйду.

– Нет, останься, – соглашается Маццантини. – Теперь уже все равно. Я говорил с нашими людьми с Вилья-Кармела. – Он поворачивается к Ломбардо. – Мария не переходила границу обратно.

С тех пор как они знакомы, Скуарчалупо ни разу не видел, чтобы Ломбардо становился бледен; ни во время тяжелейших тренировок, когда приходилось плыть милю за милей с полной выкладкой, ни когда он снимал резиновую маску после нескольких часов погружения. А вот теперь он побледнел.

– Почему? – спрашивает Ломбардо.

Офицер качает головой:

– Неизвестно. Она позвонила с Гибралтара. Кажется, в порту что-то изменилось. Она также дала понять, что у нее есть фотографии… И больше мы ничего о ней не знаем.

Голос Ломбардо звучит напряженно и хрипло:

– Думаете, ее арестовали?

– Этого я не знаю, и люди в Ла-Линеа тоже не знают. Они ждали ее у решетки, но она не появилась.

– А что изменилось? Что она сказала?

– Без подробностей. Мы так поняли, какой-то объект сменил стоянку. Мы послали шкипера одного испанского рыбака подойти как можно ближе и посмотреть.

– Что с ней?.. С Марией.

– Мы, разумеется, узнаем, но сейчас ничего сделать не можем. Действуем по плану.

– А если она заговорит? – вставляет Скуарчалупо, молчавший до этой минуты.

– Ей особо нечего рассказывать.

Маццантини произносит эти слова, а сам смотрит на Ломбардо, и его ответ звучит скорее как вопрос. Ломбардо подтверждает:

– Совсем нечего.

– И о сегодняшней ночи она тоже ничего не знает, – словно ставит точку офицер.

Все трое молчат: Маццантини серьезен, Скуарчалупо нервничает, Ломбардо непроницаем.

– Сконцентрируйтесь на операции. Нам нельзя отвлекаться ни на что… Это ясно?

Неаполитанец кивает:

– Ясно, капитан-лейтенант.

Маццантини пристально смотрит на Ломбардо:

– Тебе тоже ясно, Тезео?

– Он все понял, капитан-лейтенант, – говорит Скуарчалупо.

– Тогда еще раз осмотрите майале и отдохните. Впереди у вас большая работа, будет тяжело.

Он уходит вверх по трапу. Скуарчалупо поворачивается к товарищу:

– Ты слышал капитан-лейтенанта… Впереди у нас большая работа.

Ломбардо не двигается. С отсутствующим видом он смотрит в переборку.

– Она сделала это ради меня, Дженна, – говорит он вдруг.

– Ты о чем?

– О ней. Она пошла туда еще раз, потому что я ее об этом попросил.

– Ты за это не отвечаешь. И не можешь выходить ночью с такими мыслями. От этого зависит твоя жизнь и моя.

Ломбардо мрачно опускает голову:

– Зачем она это сделала? Зачем дала себя убедить?

Скуарчалупо пожимает плечами. Его мысли занимает только грядущая ночь. Ночь, море и англичане. Все остальное больше не имеет значения.

– Кто ее знает, брат… Женщины – загадочные существа.

В обществе Уилла Моксона, облаченного в безупречный мундир, Гарри Кампелло шагает по молу Карбон, проходит между подъемными кранами и только что установленными зенитками системы «Бофорс», опирается на причальную тумбу и глядит на катер, пришвартованный внизу. Ройс Тодд сидит на палубе вместе с двумя своими водолазами, которые готовят глубинные бомбы: жестяные цилиндры из-под испанского растительного масла и английских галет, в каждом по двести пятьдесят граммов взрывчатки и детонатор от гранаты Миллса. Примитивно, но в радиусе от четырех до пяти метров вражескому водолазу ударной волной разорвет кишки.

– У нашего друга есть новости, – говорит Моксон Тодду.

Старший лейтенант поднимается по трапу, свисающему с мола. На