Итальянец - Артуро Перес-Реверте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поплыли.
Они топят ножи и медленно, стараясь не наделать шума, плывут к молу вдоль корпуса судна, который угадывается в темноте. Скуарчалупо поднимает голову, и ему удается разглядеть на носу название: «Остров Голубка». Он трогает товарища за плечо и указывает на белую надпись.
– Похоже, испанцы, – шепчет он.
Несколько секунд они раздумывают. Судно – территория страны, под флагом которой оно ходит. Согласно международному морскому праву, на борту могут находиться беженцы. Однако Ломбардо отвергает этот вариант.
– Они наверняка нас выдадут… Не доверяю я испанцам.
– Можем попытать счастья. У нас есть фунты, можем им заплатить.
– Попытаемся сделать иначе.
«Иначе» значит достичь дока, пересечь его пешком, прячась между контейнерами, которые там стоят рядами, и потом снова плыть до испанской зоны, увернувшись таким образом от английских патрулей. Вероятность невелика, но судам Ломбардо все равно не доверяет, даже испанским.
– Я предпочитаю на борт, – настаивает Скуарчалупо.
– А я тебе говорю нет, Дженна… Надо добраться до суши.
Они плывут вплотную к корпусу судна, до кормы, под швартовами, протянутыми к причальным тумбам. На молу царит кромешный мрак. Ощупав нижнюю часть мола, они обнаруживают вделанную в бетон железную лестницу. На ощупь она ржавая и покрыта плесенью. Ломбардо поднимается очень медленно, вглядываясь в темноту наверху. Из воды Скуарчалупо видит, как силуэт его товарища исчезает за краем мола. Через секунду он поднимается и сам. Ломбардо сидит на земле, в тени огромной угольной кучи.
– Убери нашивки, – шепчет он.
Оба заворачивают внутрь воротник комбинезона и закатывают рукава, чтобы не было видно воинских знаков различия. Потом медленно встают на ноги и осматриваются. В мокрой одежде оба дрожат от ночного бриза. На борту судна, которое они только что оставили позади, вспыхивает спичка: кто-то закуривает у планширя. Осторожно ступая и держась тени, итальянцы проходят мол. Если кого-нибудь встретят, может, удастся прикинуться моряками или портовыми рабочими.
– Только бы Арена и Кадорна дошли до цели, – бормочет Скуарчалупо, глядя на часы. Светящийся циферблат показывает четыре часа семнадцать минут. Еще два часа с четвертью до взрыва мины на днище «Найроби».
– Может, им удалось, – говорит Ломбардо.
Они проходят пятьдесят метров среди навесов и подъемных кранов, но останавливаются: впереди маячит свет, видны каски и ружья.
– Черт… Патруль.
Это препятствие им не преодолеть, и они вынуждены отступить. Они возвращаются к угольной куче под кормой пришвартованного судна и там раздумывают, как отсюда выйти. Скуарчалупо в тревоге следит за тем, как горящая сигарета того, кто курит на борту, перемещается к корме, ближе к ним. А затем они слышат голос.
– Эй, – окликают их с кормы.
Застигнутые врасплох, они не отвечают. Если уйти, моряк может поднять тревогу, а если заговорить, их может выдать акцент. Впрочем, думает Скуарчалупо, этой ночью на Гибралтаре наверняка не меньше дюжины моряков любой национальности. Так что не грех рискнуть.
– Вы кто такие? – настаивает голос.
Испанец, никакого сомнения. И моряк, и судно. Ломбардо, как старший по званию, берет инициативу в свои руки. И ответственность тоже.
– Огонька не найдется, друг? – спрашивает он в ответ. – У нас спички кончились.
Короткое выжидательное молчание. А может быть, настороженное.
– Ладно, – произносит голос. – Давайте на палубу, дам вам спички.
Итальянцы поднимаются по сходням на корму. У леерной стойки видна фигура мужчины, во рту у него зажженная сигарета. Ломбардо без предисловий берет быка за рога.
– У нас есть фунты стерлингов, – шепчет он. – Золотом.
Ответа нет. Водолазы всматриваются в черную, безмолвную, недоверчивую тень.
– Вы сами-то откуда?
– Дезертиры с португальского судна.
Моряк недоверчиво фыркает:
– С вашим-то акцентом?.. Ну-ну.
– Мы можем заплатить золотом, – повторяет Ломбардо, и от холода голос у него дрожит. – Ты только спрячь нас, пока отсюда не выберемся.
Тот сомневается.
– Это не так просто, – говорит он наконец. – Англичане проверяют все.
– Уж какое-нибудь место да найдется, где нам можно спрятаться.
– Не знаю… Это из-за вас тут недавно поднялся весь этот базар?
– А что случилось? Мы-то уже давно тут, я же говорю.
– И поэтому с вас вода течет ручьями.
– Чтобы удрать с нашего корабля, пришлось вымокнуть… А вы когда уходите с Гибралтара?
– Завтра идем на Тарифу… Что вы там говорили про золото?
– Фунты стерлингов, монетой. Вот, держи одну.
– И сколько всего таких?
В голосе чувствуется алчность, и это вселяет надежду.
– Шесть.
– Покажите.
Ломбардо велит Скуарчалупо тоже показать деньги, и неаполитанец распарывает шов на кармане, где они хранятся. Похоже, испанец готов уступить, как вдруг с мола доносятся шаги и голоса. Луч фонаря скользит по сходням и поднимается на корму, освещая всех троих.
– Сожалею, ребята, – говорит моряк, со вздохом возвращая монеты. – Вас накрыли.
Лежа в камере на жестком матрасе, укрывшись старым, вонючим одеялом, Елена Арбуэс спит урывками, и стоит только закрыть глаза, ей снится сон, и в нем, как в романе-фельетоне, она видит фрагменты одного и того же кошмара: она одна в пустом и сером городе, пытается куда-то вернуться – в дом, в отель, на автобусную остановку. Но никак не может дойти. И в каждом эпизоде этой истории, дробной и нелепой, она видит, как бредет по улицам в поисках хоть чего-то, хоть какого-нибудь конкретного направления или цели, которых ей никак не удается достичь. Порой в этом странном городе ей встречаются густые, запущенные сады; а иногда туннели и галереи, где гулко раздаются ее одинокие шаги.
Поэтому Елена старается не спать – лежит с открытыми глазами и борется со сном. Ей страшно вновь оказаться в этих непонятных местах. Чтобы не заснуть, она перебирает все, чем можно занять мысли: старые детские песенки, рассказы, стихи,
