Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

кровати росла, но ничего необычного Стивену так и не попалось. Черт!.. Ему нужно обязательно выяснить, что́ еще ей известно и какие у нее есть улики и доказательства, но в сумке ничего подобного не обнаружилось. Вместо фотографий и электронных носителей под руки ему попался черно-розовый кружевной лифчик – тот самый, в котором она танцевала перед камином, но он лишь напоминал ему о глубине ее коварства.

Стивен растерянно огляделся. Пока что Элли предъявила ему только фотографию, на которой он был запечатлен с Венди, несколько снимков Эшли и уличающий его дневник… Наверное, она могла бы предъявить полиции и себя, точнее – свою рассеченную губу, синяки на запястьях и бедрах, а также свежие ушибы, которые она получила, когда отбивалась от него на лестнице. Все эти травмы тоже заговорят, и весьма убедительно, если только он даст ей шанс.

Нет! Стивен ринулся в ванную, схватил косметичку, вытряхнул ее содержимое в раковину и принялся лихорадочно перебирать флакончики, тюбики, футляры с помадой и карандаши для подводки. Ничего! Отшвырнув пустую косметичку, он сдвинул в сторону зеркало над раковиной, за которым находилась аптечка. «Возможно, – думал он, – Элли спрятала что-то там». Стеклянные и пластиковые бутылочки дождем посыпались в раковину, но ничего заслуживающего внимания он так и не обнаружил.

Разочарованный результатами поисков, Стивен вернулся в спальню и, опустившись на колени, заглянул в узкое пространство под кроватью. Он бы не удивился, если бы оказался лицом к лицу с Элли, но ее там не было, и он понятия не имел, где она. А главное – он никак не мог найти улики, которыми она ему угрожала.

Выпрямившись, он оглядел спальню, пытаясь сообразить, где еще она могла их спрятать. Ему необходимо было что-то вещественное – что-то такое, что он мог сжечь, разорвать в клочья, растоптать. Должно быть, от резкого движения, голова у него закружилась, к горлу подступила тошнота, и Стивен стремглав бросился обратно в ванную, где его вырвало хлебом и плохо пережеванным беконом.

Прополоскав рот, он немного успокоился и, вернувшись в спальню, вытянулся на кровати. Стараясь дышать как можно глубже и ровнее, он разглядывал безупречно белый потолок, словно тщился увидеть на нем ответы на вопросы, которые не давали ему покоя. Что делать дальше? Как быть? Стивен все еще размышлял над этим, когда откуда-то сверху послышался приглушенный треск. «Проклятые крысы, – подумал он, по-прежнему глядя в потолок. – Тут с одной крысой не знаешь как справиться, так на́ тебе, еще!..» Треск и шуршание возобновились, на этот раз они были более отчетливыми, и в мозгу Стивена промелькнула мысль, которая заставила его рывком сесть на кровати.

– Сука! – Его рука метнулась к ножу на ночном столике. Стул, которым была подперта дверная ручка, с грохотом полетел в сторону, и Стивен выбежал в коридор. Он был уверен, что обыскал весь дом, и даже подумывал о том, что Элли, возможно, спряталась от него в каком-нибудь сарае или сторожке в лесу, о которых он ничего не знал.

И как это он не подумал про чердак? Вероятнее всего, эта мысль не пришла ему в голову потому, что Элли сказала ему мимоходом, что чердак заперт, а ключей у нее нет. И Стивен ей поверил, потому что тогда у него еще не было причин ей не верить, потому что запертая дверь внушала ему уверенность, потому что она одурманила его наркотиком, потому, наконец, что вчера, когда после душа он услышал шорох и стук наверху, он решил, будто это крысы или мыши.

К тому моменту, когда Стивен добрался до чердачной двери в конце коридора, ярость вновь разгорелась у него в груди словно костер. Примерившись, он поднял ногу и ударил каблуком чуть ниже замка. После третьего удара дверь затрещала. После пятого дубовая филенка лопнула. На седьмом ударе долбаный сезам наконец-то открылся.

62

Элли

Мое сознание балансирует между сном и бодрствованием – в туманном сумеречном пространстве, которое пахнет ванилью и жасмином. Здесь, в этом странном месте, меня ждет она. Наша первая встреча, полусон-полувоспоминание. То ли правда, то ли мечта. Как бы там ни было, именно эта встреча определила, кем мы станем друг для друга.

Монтерей мне понравился. Мне нравился здешний воздух – теплый, но сухой, пропитанный ароматами трав и цветов, которые росли на побережье. Ничего похожего на Орландо, где воздух настолько влажен, что им почти невозможно дышать: стоит выйти на улицу, как на тебя словно наваливается невидимая тяжесть – наваливается и пригибает к земле.

Но каким бы приятным ни был здешний воздух, на мой статус новенькой это никак повлиять не могло. Новенькая… Опять. Глубоко вздохнув, я выбралась из машины, чтобы через считаные минуты оказаться в лабиринте устоявшихся за годы дружб и привязанностей, в котором для меня не было места. Крепко сжимая ремни школьного рюкзачка, я замешкалась на ступеньках школы. Я уже чувствовала на себе любопытно-враждебные взгляды, которые говорили мне: чужая. Как сказал бы папа, притворяйся, пока не получится. Ну что ж, пятый класс, держись! Я иду!

В тени под раскидистым кедром собралась компания девчонок с конскими хвостами, одетых в разного оттенка розовое. Они стояли полукругом вокруг еще одной девочки, которая, скрестив ноги, сидела на земле. Даже издалека я видела, что ее глаза блестят от слез. Что́ говорят ей остальные, я не слышала, но это было необязательно. Их лица выражали только жестокость и злобу. Стая, окружившая жертву, – вот кем были эти девчонки, стоявшие плечом к плечу: все против одной. Вечная история, которая повторяется из года в год во всех классах начальной или средней школы. Тот, кто не может или не хочет быть как все, становится изгоем.

Я, разумеется, не знала эту девочку, но мне никогда не нравилось, когда кого-нибудь травят и унижают. Да, в этом классе я была новичком, низшей формой жизни, практически никем, но это означало, что терять мне нечего.

– …Ты никто, запомни раз и навсегда. Ничтожество! Амеба! – улыбаясь змеиной улыбкой, говорила главная девчонка, когда я подошла.

– Оставь ее в покое, – твердо сказала я и пошире расставила ноги, готовясь защищаться.

– А ты вообще кто такая? – предводительница окинула меня насмешливо-презрительным взглядом. – Гляди-ка, придурошная, какая защитница у тебя нашлась!

– Я не придурочная! – выкрикнула девчонка, сидевшая на земле.

– Может быть, ты тупая? – вежливо осведомилась я. – Я сказала – оставь ее в покое.

На этот раз предводительница не улыбнулась. В ее ватаге кто-то засмеялся.

– Я вижу, вы друг друга стоите, – заявила она и, презрительно тряхнув волосами, отошла. Подпевалы потянулись следом, и мы остались вдвоем.

Я опустилась перед незнакомой девочкой на корточки.

– С тобой все в порядке? – спросила я. Голова ее была опущена, рыжие курчавые волосы почти полностью скрывали лицо, но я видела, что она глядит