Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

это монумент ненависти, которую Стивен испытывает ко мне. Быть может, он попытается использовать мою петлю на мне самой. Если, конечно, я это допущу.

Я закрываю глаза, и передо мной одно за другим возникают любимые лица. Коннор… Милый Коннор. Я не могу так с ним поступить после всего, что он для меня сделал. Он очень много для меня значит. Само его существование смиряет меня, напоминая, что нормальные мужчины существуют. И если Стивен меня прикончит, Коннора это убьет. Но если моя смерть будет хоть в чем-то полезной, если она покажет, кто такой Стивен на самом деле, если спасет хотя бы одну девушку… Что ж, я готова. Хорошо, что папа ничего не узнает. И мама тоже. Зато Стивену не сойдет с рук то, что он совершил. Но ведь есть мужчины, которым повезло остаться безнаказанными… Венди, другие девочки, петля, моя раненая рука… Я складываю эти фрагменты у себя в голове, скрепляю между собой, пока передо мной не возникает новая картина. Я вижу, как довести дело до конца. И если мне повезет, я, быть может, останусь в живых.

Я улыбаюсь своему отражению в оконном стекле, и другая я улыбается в ответ. Вид у нее, надо сказать, еще тот: мокрые волосы торчат, свитер разорван и в крови, к руке примотано посудное полотенце. Но в окне была вместе с ней она: девчонка с огненно-рыжими кудряшками, которые я любила накручивать на палец, девчонка, которая воровала для нас сигареты и которая знала все мои тайны – она знала, как я плакала над «Парком юрского периода», знала, при каких обстоятельствах я на самом деле сломала большой палец. Возможно, это была галлюцинация, вызванная болевым шоком, потерей крови, легким переохлаждением и небольшим сотрясением, но она утешала меня, успокаивала, укрепляла мою решимость.

Я киваю ей. У меня есть план.

Липкая лента плохо отклеивается от кресла, но я отдираю ее, сминаю в комок и бросаю в камин. Скотч плавится в горячей золе, потом вспыхивает, чадя и распространяя отвратительный запах горящего пластика. Взяв в руки катушку с лентой, я отрезаю несколько кусков, закрепляю на подножке и подлокотниках, к которым были привязаны руки и ноги Стивена, и сажусь на его место. Свободные концы ленты я оборачиваю вокруг запястий, потом отрываю. Я чувствую, как скотч натягивает мою кожу, на которой остается клеевой слой. К прозрачной ленте прилепились волоски, красные и голубые шерстяные ниточки и пушинки из рукавов свитера, а на подлокотниках темнеют пятна моей крови. То же самое я проделываю со скотчем на подножке, отдирая его вместе с черными волоконцами от моих легинсов.

В какой-то момент я снова испытываю сильное головокружение. Глаза заволакивает темнотой, и я из последних сил вцепляюсь в подлокотники. Свет в гостиной меркнет, я куда-то уплываю и вот-вот отключусь, но в последний миг у меня в голове что-то щелкает, и сознание возвращается. В гостиной по-прежнему светло, воздух неподвижен, стены не качаются и не кружатся. Нормально. Я трясу головой, чтобы окончательно прийти в себя. Мне необходим отдых, но с этим в любом случае придется подождать. Слишком многое мне еще нужно сделать.

Я медленно встаю, чувствуя легкое покалывание в спине. Комната чуть качнулась, но уже в следующее мгновение застыла неподвижно. Пол подо мной не шатается, и я иду на кухню. Там, в буфете, я нахожу бутылочку кленового сиропа и срываю пластмассовую крышечку. Запрокинув голову, я подношу горлышко к губам и глотаю густую золотистую жидкость. Сахар – это не только белая смерть. Это энергия и силы, а мне очень скоро понадобится и то, и другое. Стивен может очнуться каждую минуту.

Потом я выхожу в прихожую и, тяжело опираясь на перила, поднимаюсь по лестнице. Темное лакированное дерево пульсирует у меня под пальцами, и мне кажется, что это стучит невероятное сердце дома – стучит для меня. Быть может, я – привидение, и дом знал это с самого начала – знал и берег меня, чтобы я никуда не делась, чтобы навеки поселилась в этих стенах. Что ж, если так, мне остается только надеяться, что Венди поселится здесь со мной. Провести вместе вечность будет не таким уж плохим финалом, ведь говорят же, что конец – это только другое название начала.

Мои руки покрываются гусиной кожей. В доме очень тепло, даже несмотря на то что огонь в камине давно прогорел, но моя одежда промокла и не дает мне согреться. Избитая и дрожащая, я могу черпать утешение только в мыслях о том, что скоро все закончится, хотя я и не знаю, кому из нас суждено остаться в живых.

Я оборачиваюсь через плечо и вижу, что в прихожей стало значительно светлее. Но наступающее утро ни при чем. Это включился автоматический фонарь перед входом.

Он очнулся.

64

Стивен

Лес перед глазами то виден отчетливо, то вновь расплывается. Высокие фигуры в длинных черных плащах с капюшонами шагают по снегу к нему. Кто это, люди или?.. Не важно. Они пришли за ним. Они отведут его в дом и накинут на шею петлю. Интересно, сожгут они Элли у столба или бросят в море, как поступали с ведьмами пуритане?..

Но черные фигуры вдруг остановились, замерли неподвижно, и Стивен увидел, что это просто деревья – черные, кривые стволы и голые ветки, раскачивающиеся на ветру.

Он пошевелился. Левая половина лица горела словно в огне. Застонав, Стивен перекатился на спину. Черное небо над ним было испещрено светящимися точками, но он никак не мог понять, звезды это или крошечные искорки, мерцающие у него в глазах.

Так он лежал, пока не почувствовал, как стынут от холода легкие и намокают в снегу волосы на затылке. Все тело онемело, и только левое плечо в районе ключицы пульсировало тупой болью. «Нельзя здесь оставаться, – подумал Стивен. – Нельзя. Я замерзну. Нужно двигаться. Нужно идти в дом».

Он с трудом поднялся, выбрался из рыхлого снега, в котором лежал словно упакованная в вату хрупкая безделушка. От его движения включился фонарь. Яркий свет на мгновение ослепил его, но Стивен несколько раз моргнул и увидел, что дом находится совсем близко – гораздо ближе, чем ему казалось.

Близко или не близко, но путь до крыльца потребовал много времени и усилий. Наконец Стивен вскарабкался на крыльцо, но входить не спешил. Все окна были ярко освещены, но внутри царила тишина, словно массивное строение из дерева и стекла затаило дыхание. Сейчас оно ничем не напоминало уютное гнездышко, прекрасно подходящее для романтического уик-энда. Дом был негостеприимен и холоден, словно какой-то современный мавзолей, выстроенный среди глухого заснеженного леса неизвестно кем, неизвестно для кого.

Порыв ветра со свистом пронесся меж деревьев, застучал скрюченными ветвями. Дом по-прежнему молчал. Можно было