Глубокая печаль - Син Кёнсук

– Конечно нет!

– И вчера ночью не приходили на детскую площадку к нашему дому?

– Что еще за детская площадка?!

В это мгновение что-то тяжелое оборвалось в душе Ынсо. Она почувствовала, что Ван действительно не звонил. Ему были так непонятны эти странные вопросы, что он только молча смотрел на нее.

«Тогда что это было? – В душе Ынсо что-то надломилось. – Значит, Сэ все придумал? Зачем? Зачем ему так обманывать меня?!» – Ынсо растерялась, ничего не понимая.

– Скажите честно, вы и вправду не звонили?

– Не звонил.

Ынсо встала и посмотрела сверху вниз на Вана.

– Мне надо идти. – Она взяла сумку и вышла из кафе.

Ван даже не успел подумать остановить ее – так стремительно встала Ынсо. В окно он увидел, как она села в свою машину, припаркованную перед кафе: «Она умеет водить машину». Ынсо, видимо, от растерянности забыла завести мотор и просто сидела, она словно потеряла саму себя: «Да что ж это такое?!»

Ван рассчитался и вышел на улицу, постучал в окно машины Ынсо. Только тогда она завела мотор и уехала, смешавшись с потоком других машин. Ван остался стоять позади. Он видел, как ее машина остановилась на светофоре, и еще долго стоял и смотрел вслед, пока она вовсе не исчезла из виду.

«Что же надо делать сейчас?» – мысли путались, Ынсо не могла вести машину. Не сумев сохранить расстояние между идущими впереди машинами, она дважды чуть не столкнулась с ними и поняла, что так ехать больше нельзя, остановилась на обочине под деревьями и обхватила руками голову.

«Значит, Сэ испытывал меня? Чтобы выяснить, звоню я Вану или нет? Пойду я к нему или нет? – Она пришла в отчаяние: только сейчас Ынсо поняла, почему вчера ночью Сэ не открыл ей дверь. – Да, значит, он меня испытывал!» – Не замечая времени, она долго сидела в машине, потом повернула машину в сторону школы, где работал Сэ.

Села на ту же деревянную скамейку рядом с белым памятником, где они сидели в начале осени, в тот самый день, когда приготовила для Сэ обед. Пришлось ждать около часа, он вышел, молча сел рядом и сразу же закурил.

«Скоро зима. – Ынсо сидела и смотрела на осыпавшиеся листья на газонах и думала: – Что сказать ему? Прежде всего как?»

Сэ выкурил сигарету и сказал, вставая:

– У меня еще один урок остался.

Ынсо схватила за руку – Сэ поднимался со скамьи:

– Я только что встречалась с Ваном.

Молчание.

– Не подумай неправильно. Я ездила к нему, чтобы узнать, зачем он звонил тебе, зачем приходил к нашему дому вчера ночью и почему его не было, когда я вышла.

Молчание.

– Скажи честно.

Молчание.

– Зачем ты испытываешь меня?

– Чтобы ты изменилась.

– Я?! Не ты, а я?!

– Когда мы поженились, ты ни разу не волновалась так, как в день свадьбы, когда встретила Вана. Ты снова трепетала перед ним!

– О чем ты?

– Ты, может, и не замечаешь, а я не слепой!

– Я, честное слово, не хочу ничего менять в нашей жизни. Мне нравится, как мы сейчас с тобой живем.

– Говоришь «честное слово»? Но дело в том, что ты любишь только одного Вана.

Молчание.

– И еще в том, что я люблю только тебя, а ты на самом деле меня не любишь.

Молчание.

– Я любил только тебя. А ты любишь лишь Вана. Не грустно ли это?

– Что ты такое говоришь?

– А то, что мы с тобой как две стороны монеты.

Молчание.

– Знаешь ли ты, как горячо я молил прошлой ночью, чтобы ты не выходила на улицу? Потом я хотел попросить у тебя прощения за мои сомнения в тебе, но ты ушла. Я пошел за тобой. Если бы ты только сразу же вернулась домой, не увидев там Вана, было бы все хорошо…

– Ты следил за мной?

«Значит, прошлой ночью, когда я сидела на качелях и видела со спины какого-то похожего походкой на Сэ, так этот человек был не просто похож, это был сам Сэ…».

– Да, я вышел из дома. Долго смотрел на тебя, как ты ждешь Вана, и понял, что моя любовь к тебе губит меня.

Молчание.

Ынсо не знала, что сказать. Сэ, вставая, про-бормотал:

– Ты не замечаешь, но ты изменилась. Стала такая же, как прежде. А такая, разве ты сможешь меня понять? Как ты можешь понять мою жизнь?

Зима

Точно так же, как если в стакан, полный доверху,

налить еще воды, она перельется через край,

то и в душу, переполненную печалью, необходимо влить еще больше печали.

Только тогда она перельется через край и ее станет меньше.

Страдание может исцелить еще большее страдание,

а воинственный ветер может унести еще более страшная буря.

Разбитая цветочная ваза

Зима началась с того, что прямо возле их дома машина сбила собачку Хваён и она получила перелом ноги.

В тот день по домофону позвонил вахтер и сообщил, что пьяный Сэ упал, выходя из такси, и сейчас лежит на асфальте. Ынсо перепугалась, сразу же выбежала из квартиры и не заметила, как Хваён выскочила за ней. До этого времени Ынсо всегда носила собачку на руках, и, судя по всему, животное очень растерялось, оказавшись на улице.

Неизвестно, где и почему так напился Сэ, но теперь пьяным валялся на асфальте, не в силах даже ухватиться за Ынсо, чтобы подняться. Пока девушка вместе с вахтером тащили пьяного до квартиры, она даже думать забыла про Хваён. Вахтер спустился вниз, а Ынсо сняла с лежащего на кровати Сэ верхнюю одежду, брюки, носки, переодевала в пижаму и ни разу так и не вспомнила о собачке. Когда протирала лицо мужа холодным влажным платком, снова зазвонил домофон, но и тогда Ынсо подумала не о собаке, а о том, не выпало ли что-нибудь у Сэ из кармана.

Вахтер сообщил, что собаку сбила машина. Только тогда девушка поняла, когда выбежала из дому, что Хваён выскочила вслед за ней. Ынсо тут же бросилась на улицу и увидела, что у собаки сломана левая нога. Сразу побежала в ветлечебницу, чтобы оказать собаке срочную помощь, и стучала в закрытую дверь до тех пор, пока не открыли. Хваён пришлось оставить в лечебнице.

В день, когда девушка забрала Хваён, шел первый ранний снег. Ынсо возвращалась домой, прижав к себе собаку. Временами, встречаясь взглядом с Хваён, шептала извинения: «Ну прости меня».

После лечебницы собака