Глубокая печаль - Син Кёнсук

– У меня нет времени. Быстро говорите, что вы хотели.

– Здесь?

– Да.

– Поехали хотя бы на набережную, – сказал Ван, достал сигарету, закурил.

И в этом он был весь.

– Я не отниму много времени. Просто здесь как-то не по себе разговаривать.

Ынсо завела мотор и выехала с парковки.

«На набережную?» – рассмеялась про себя. Было время, когда она хотела уехать с ним не только на набережную, а куда угодно – ей было все равно.

Ынсо молча припарковала машину недалеко от пристани. Экскурсионный пароход издал протяжный прощальный гудок. Девушка посмотрела на часы: было уже больше трех, значит, Сэ уже позвонил домой.

– Вот тебе и набережная. Говори.

«Да, набережная. Как-то летом Сэ неожиданно встретил меня на телерадиостанции, и мы приехали сюда, долго сидели и смотрели на гавань. Мужчина тогда достал из сумки альбом с репродукциями, постелил на землю и усадил меня. Это был альбом с картинами Тулуз-Лотрека. Пока я равнодушно смотрела на рыбаков, забрасывающих удочки в реку, Сэ, не находя себе места, спросил: ″Интересно, клюет ли у них?″»

Ынсо выключила двигатель и взглянула на реку. Цвет реки был не голубым и не желтым. С противоположного берега реки стремительно, как стрела, мчался водный мотоцикл. Казалось, он летит прямо на них, оставляя за собой белые пенистые волны. Увидев его, глаза Ынсо заблестели. В то лето она сидела на этом же месте с Сэ и совсем не обращала на него внимания, только пристально наблюдала то за водным мотоциклом, то за блестящими солнечными очками мужчины на том мотоцикле. Еще долго она сидела, не замечая Сэ и не сводя глаз с мотоцикла.

Ван затушил сигарету и бросил взгляд на профиль Ынсо, которая глядела на реку: «Куда это она смотрит? Как хочется протянуть руку, повернуть девушку к себе и погладить по лицу. Как в старые добрые времена. Счастлив тот человек, который в самый подходящий момент жизни встречает нужного человека. Почему же я этого не понимал тогда, когда ее взгляд был обращен только на меня?» – подумал и почувствовал жуткую усталость, такую усталость!

Снова закурил. В тот день в зале бракосочетания, когда увидел Ынсо рядом с Сэ, первое, о чем подумал: «Ого! Она подстриглась, так коротко обрезала мои любимые пряди». Затем подумал: «Как прекрасна Ынсо, стоящая возле Сэ». В нем закипело сложное чувство, которое можно было назвать только завистью. «Эта женщина так прекрасна! Если бы протянул ей руку, то она непременно бы ответила взаимностью и подарила умиротворение, то самое, которое можно обрести только дома, на родине, то, которое всегда будет на твоей стороне».

Ван почувствовал, что потерял и умиротворение, и чувство родины, ощутил это сразу, как только женился на Пак Хёсон. Обнимая ее в свадебном путешествии, думал: «У меня уже никогда не будет умиротворения».

В момент последней встречи одна мысль пулей пронзила грудь: «Как прекрасна Ынсо, стоящая возле Сэ! Мне уже никогда не вернуть ее себе». Именно после этого случая образ Ынсо преследовал его, и он ничего не мог поделать с собой. И в какой-то момент осознал, что теперь бессилен что-либо изменить – это была его потеря. Ван не мог подумать, что девушка когда-нибудь сможет покинуть его. Мужчине все время казалось, что сзади него всегда должна быть Ынсо, когда бы он ни обернулся. Даже когда женился, считал: стоит только протянуть руку, и она позовет к себе. Даже услышав о свадьбе с Сэ, подумал: «Эта женщина все равно моя».

Что послужило поводом быть таким самоуверенным? Ван продолжал тешить себя так до тех пор, пока не увидел Ынсо возле Сэ и понял: это было не так. Ынсо казалась прекрасной не только потому, что поменяла прическу, а еще потому, что отдалилась от него.

– Что вы хотели сказать? Говорите быстрее! – проговорила Ынсо.

Молчание.

– Мне надо ехать.

– Ынсо!

Она посмотрела прямо на Вана.

– У тебя все хорошо с Сэ? – спросил Ван.

– Хм. – Губы Ынсо скривились в усмешке. Когда-то Сэ точно так же спросил ее: «У тебя все хорошо с Ваном?»

– Я переживаю. Мы не успели встретиться, а ты уже торопишься. Не случилось ли что с тобой?

У нее навернулись слезы, и девушка сразу отвернулась к реке. «Да, что-то случилось. Сэ больше меня не любит. Кажется, теперь я могу его любить, но он меня уже не любит и полон подозрений. Я боюсь. Один лишь страх. Это неисправимо. Все из-за того, что была слишком безжалостной к Сэ, пока любила тебя. Всю ту грусть и весь позор, которым ты одаривал меня, я возмещала на Сэ… И тем летним днем – вон на том месте, – Ынсо посмотрела на холм у реки, – там я сидела вместе с Сэ, не обращая на него внимания, смотрела на летнее небо и расстроила Сэ, пробормотав, что ничего особенного не может произойти. То же отчаяние, которое пробежало в тот момент по его лицу, напомнило мое, когда ты, не глядя на меня, со скучающим выражением, уставившись в небо, сказал, что этим днем ничего не произойдет. И теперь кажется, что я скоро услышу то же самое от Сэ, и после этих слов он начнет отдаляться от меня. Хотя, пока он подозревает меня, до этого еще далеко…» – Ынсо закрыла глаза.

Девушка не могла подумать, что Сэ может отдалиться от нее, как и того, что начнет подозревать.

«В тот день продавщица цветов только и думала: кому бы продать цветы? Несмотря на то что на берегу реки не было ни одного человека, цветочница, держа в руках несколько роз, обернутых в белую бумагу, ходила неподалеку. Когда ей везло и она встречала стоявшую на холодном ветру влюбленную парочку, говорила мужчине: ″Купите для девушки цветочек. Тогда с вами произойдет что-то хорошее″. Я тогда схватила Сэ за руку, отдернула его, как бы сказав, чтобы не покупал цветок, но он купил и подарил мне. И что я сделала? – Ынсо горько улыбнулась, вспомнив, как положила на землю только что купленную ей розу. – Вот тогда и показала свой истинный облик. Пошел дождь, летний дождь. У меня тогда сильно болела голова, и я была рада, что попала под дождь. Хотя Сэ и говорил, что надо укрыться, сидела и мокла. Он купил два полиэтиленовых зонта и, пока шел ко мне, открыл один зонт для меня, а я сказала ему, что…»

Вспомнив это, Ынсо уткнулась лицом в руль машины.

Капли дождя были крупными тогда: то там,