Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

— Ты ведь пообедаешь с нами? — спросил я.

— Нет. Я уезжаю пятичасовым. Утром важное совещание, а мне нужно выспаться.

Это означало, что через полчаса он уедет, а я еще почти не разговаривал с ним. Если бы только он заранее предупредил меня, я отправил бы ребят завтракать одних, а сам пошел бы с ними в «Ритц».

— Но ты же можешь уехать поездом, который отправляется в полночь. Ведь я почти не видел тебя, Биль.

— Еще насмотришься. Я приеду на матч с командой Иэльского университета. Не так уж долго осталось ждать.

— Ты остановишься у нас, Биль? — спросил я.

— Это было бы замечательно, — ответил Биль и взглянул на свои часы. Он уже думал только об отъезде.

Сидя на кушетке рядом с Кэй, Биль выглядел каким-то рассеянным. Должно быть, он всецело был поглощен предстоящим совещанием, и это мешало нам поговорить по душам, как бывало раньше.

— Послушай, но почему тебе все-таки не уехать поездом, который отходит в полночь? — снова сказал я.

— Не могу. Но я приеду на матч. Все равно я случайно оказался у вас. Я думал, что вы все еще в штате Мэн.

— Да, да, — вмешалась Кэй. — Телефон только что подключили, и Биль случайно позвонил в это время.

— Тебе просто повезло, что ты застал Кэй дома, она ведь уезжала в Бруклин.

Я говорил без всякой задней мысли, но, судя по выражению лица Кэй, снова проявил бестактность. Возможно, подумал я, она по каким-то причинам не хотела говорить о Бруклине, но эта мысль показалась мне абсурдной.

— В Бруклин? — повторила Кэй. — Ах да, я только что хотела сказать тебе о Бруклине. В доме я застала полнейший беспорядок, даже постели не были прибраны.

— Тут действительно все было вверх дном, — подтвердил Биль. — Боюсь, что я оказался слишком назойливым и попросту напросился к вам в такое время.

— Совсем нет, Биль, — возразил я. — А теперь во всем доме наведен порядок. Я бы очень хотел, чтобы ты перенес свой отъезд на полночь.

Биль встал. Его лицо сохраняло все то же отсутствующее, рассеянное выражение.

— В полночь? Нет, не могу. Мне нужно быть в конторе, просмотреть почту и переварить доклад. — Он улыбнулся. — Странное выражение — переварить доклад, а? Ну что ж, Гарри, до скорой встречи. До свидания. До свидания, Кэй.

— Минутку, Биль, — остановил я его. — Я отвезу тебя на станцию.

— О нет, нет, не нужно! Тебе сегодня и так досталось.

— Да, да, Биль, — подхватила Кэй. — Гарри с удовольствием отвезет вас на станцию.

Она легонько толкнула меня, и я поймал ее многозначительный взгляд.

— Нет, не нужно, — повторил Биль. — Я возьму такси. Мне еще надо заехать за своими чемоданами. До свидания, Гарри. До свидания, Кэй.

Я спустился вместе с ним по лестнице и проводил его до двери.

— Но ты приедешь на матч?

— Или на матч, или даже раньше. Пока.

Когда я снова поднялся на второй этаж, Кэй все еще сидела в библиотеке, посматривая на стопки книг на полу.

— Почему ты не отвез Биля на станцию? — спросила она.

— Потому что он сам не захотел. Кэй, на тебе очень хорошенькое платье. Я еще не видел его.

Я опасался, что в отказе Биля Кэй усмотрит мою вину и непременно затеет ссору, однако на лице у нее появилось довольное выражение.

— Хорошенькое, правда? Я решила серьезно заняться своими нарядами и числа первого поеду в Нью-Йорк за покупками.

— Вот и прекрасно.

Сейчас, когда день подходил к концу, а вместе с ним подходили к концу и хлопоты по дому, все как-то сразу показалось мне в другом, лучшем свете. До завтра дел больше не было, и мы могли спокойно пообедать. Я положил руки на плечи Кэй.

— Не могу нарадоваться, что переезд окончен и мы снова дома — только ты и я.

— О Гарри! — воскликнула Кэй и даже покраснела. — Ты и в самом деле так рад этому?

— Да, конечно.

— Ну, ну. Только сейчас не целуй меня. Сейчас не время. Давай разберем книги.

Я начал расставлять по полкам Теккерея.

— Тебе не трудно передать мне второй том «Пенденниса»? — попросил я. — Как-нибудь мы должны почитать «Пенденниса» вслух… А знаешь, сегодня я впервые задумался над одним обстоятельством.

— Над каким?

— Как, должно быть, ужасно ночевать здесь, в одиночестве, среди разгрома. Рад за тебя, что ты уезжала в Бруклин. У кого ты там останавливалась, Кэй?

— Знаешь, Гарри, не будем сейчас терять время. Позднее я расскажу тебе, а сейчас давай приведем комнату в порядок.

Раздался телефонный звонок, и Кэй побежала в гостиную.

— Вот вам, пожалуйста! — крикнула она. — Телефон! Все начинается сначала.

Я часто пытался представить себе, какой была бы жизнь (или хотя бы день), если бы в нее с неумолимой настойчивостью не врывались звонки телефона. Я понимал, что Кэй хотела сказать своими словами «все начинается сначала». Она имела в виду эти торопливые, сумбурные разговоры вполголоса, вечные опасения, что их подслушивают по дополнительному аппарату в другой комнате.

— Это Джоунсы. Они приглашают нас на обед.

— Мы должны пойти?

— Джоунсы твои друзья, а не мои.

— В такой же степени мои, как и твои.

— А я считала, что тебе всегда нравилось у Джоунсов.

— Верно. Но мне не нравится немедленно принимать решение.

Увы, когда звонит телефон, у вас не остается времени на размышления.

— А сейчас звонит человек и предлагает уничтожить мышей в доме.

— Какой человек?

— Не знаю какой. Разве он не один?

— Конечно. Один берется уничтожить сразу и мышей и тараканов, а другой только мышей.

— Ну уж тут я не берусь решать. Он хочет поговорить с тобой, Гарри. Он звонит целый день.

— Так скажи ему, что я ушел.

— Гарри, тебе надо поговорить с ним. Ты должен как-то покончить с этим делом.

Невозможно было укрыться от телефона, но зато он всегда держал ваш ум в состоянии бодрствования. Только что вы сидели, за «Воспитанием Генри Адамса», а в следующее мгновение, еще не отрешившись от прочитанного, уже обсуждали наиболее гигиеничные и безопасные способы уничтожения паразитов, выслушивали настоятельные советы приобрести недорогой полис страхования жизни, либо пылесос, либо виргинскую ветчину, либо ящик флоридских грейпфрутов, или отчаянно отбивались от предложения выступить с исполнением негритянских песен в благотворительном концерте в пользу «Приюта малолетних бродяг».

Но вот очередной звонок меня совсем не касался. Звонила давнишняя школьная подруга Кэй — Сюзи Прохилл, которую интересовало, будет ли Кэй заниматься в кружке мисс Рейзит по изучению социологии. Мне всегда казалось, что если бы Кэй читала приложения к воскресным газетам, она и без кружка могла бы постичь всю премудрость, которую мисс Рейзит извлекала по крупицам из книг и периодических изданий, однако Кэй утверждала, что мисс Рейзит обладает живым, универсальным умом. Продолжая расставлять книги, я слышал, как они обсуждают детали предстоящих занятий.

Закончив разговор, Кэй вздохнула и тяжело опустилась в кресло.

— Боже мой! Опять этот кружок по социологии.

— Но ты же всегда говорила, что там интересно.

— Да? По-твоему, интересно слушать болтовню дам о вещах, в которых они ничего не смыслят?

— Но они же твои приятельницы.

— Ничего другого ты и не мог бы сказать. Мне хочется иногда, ну хотя бы изредка, встречаться с новыми людьми.

— С незнакомыми? Но ведь с ними труднее сойтись.

— Боже! Вот она, твоя философия: во всем соблюдать осторожность, ничем не рисковать, встречаться с одними и теми же людьми, потому что так спокойнее, — одним словом, всегда оставаться непроходимо скучным человеком.

Я подбирал последние книги — оставшиеся от отца тома «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Я понимал, что Кэй говорит так лишь от усталости, да и я, видимо, тоже устал, потому что в противном случае сумел бы сдержаться. По каким-то причинам все в этот день выходило у меня не так. Сразу же после приезда, еще до того, как Кэй и Биль ушли завтракать, я смутно почувствовал что-то неладное в наших отношениях. Это сказывалось и в том, как она посматривала на меня, и в том, как мы оба разговаривали.

— Может, я и скучный человек, но зато ты-то интересно провела день. Уж Биля-то Кинга не назовешь скучным, не правда ли?

— Что ты, собственно, хочешь сказать?

— Ничего особенного, только одно: если я не шофер, так мастер на все руки, а не мастер, так нянька.

— А кем же, по-твоему, была я все последние годы?

Я поднял два тома Плутарха, встал на стул и поставил их на полку. Кэй сидела, сплетя пальцы и сжав руки между колен; она думала, видимо, о прошедших годах, вспоминать о которых у меня не было ни малейшего желания.

— По правде говоря, не так уж мало оставалось у тебя свободного времени, — заметил я.