Последний гвоздь - Стефан Анхем

то же место и в ту же рану, которая теперь стала настолько глубокой, что навсегда с ним останется.

Да, очевидно, да. Фабиан разглядывал, как Фриис борется с болью.

– Значит, у нас, несомненно, возникает небольшая дилемма. Ты не можешь рассказать больше, чем уже рассказал, а я не могу уйти, пока не получу ответ. Вопрос в том, что нам делать дальше? На самом деле, есть один слушок, которому у меня есть все основания верить. Говорят, что насилие над моим сыном происходило по приказу высокого начальства. То есть тебя.

– Нет, – покачал головой Фриис. – Нет, это не правда.

– На твоем месте я сейчас был бы очень, очень осторожен.

С помощью одной руки и дула пистолета Фабиан заставил Фрииса, несмотря на сопротивление и протесты, открыть рот. – Понимаешь, я уже перешел столько границ. Границ, о которых я еще несколько дней назад думал, что никогда к ним не приближусь. – Затем он засунул ствол пистолета в рот на максимальную глубину.

– Так что, ради себя, не заставляй меня переходить еще одну.

Фриис попытался что-то сказать, но разобрать, что именно, не представлялось возможным. Наверное, очередные отговорки и оправдания. Отговорки, которые заставили бы Фабиана нажать на курок, если бы он их расслышал.

Он достиг конца пути. Вариантов теперь было так мало, что осталось только или-или. Продолжать или заканчивать. В то же время, никогда еще его так сильно не привлекал один из них. Как будто не он принимал решение. Как будто он всегда к этому тяготел. Точно как все это время говорила Матильда. К окончательному решению. Что все уже было предопределено.

Он опустил глаза и вытащил дуло изо рта Фрииса, который весь в поту и в крови откашлялся и заговорил.

– Это не я, Фабиан. Поверь мне. Это не я, – произнес Фриис между вдохами, пока Фабиан вставал. – Я просто действовал по приказу из Копенгагена. Понимаешь? От Кима. Знаешь, кто это? От Кима Слейзнера.

44

Фургон они поставили всего в нескольких метрах от старого перестроенного силосного хранилища, на самом верху которого жил Слейзнер. Место было совсем не укромное – стояли они посреди велосипедной дорожки в Исландс Брюгге. На дорожке, которая была продолжением моста Брюггебро, который, в свою очередь, был перекинут через воду в направлении Вестербро и, следовательно, был загружен транспортом.

Она же предлагала им занять одно из свободных парковочных мест на улице за зданием силосной башни, чтобы не мелькать перед глазами у прохожих. Но Фарид настоял на своем, утверждая, что это наименее плохой вариант. Этаж Слейзнера выходил на воду, и чтобы иметь достаточно хорошую связь с камерами, когда он попадет в квартиру, нельзя, чтобы их разделяло целое здание.

По крайней мере, там была крышка люка, которую они могли открыть и огородить дорожными конусами и мигающими сигнальными огнями, а также, чтобы еще улучшить маскировку, они опустили несколько кабелей в отверстие люка. Теперь ей оставалось только надеяться, что их приготовления в квартире Слейзнера не затянутся надолго.

Надеяться, однако, особо было нечего, в том, что касалось Микаэля Реннинга. Его сотрудничество со Слейзнером по-прежнему оставалось таким потрясением, что возникал вопрос, сможет ли она когда-нибудь от него оправиться. То, что он, вероятно, делал это из лучших побуждений, полагая, что это для ее же блага, не меняло того факта, что это было самое страшное предательство, с которым она сталкивалась.

Это, вместе с пожаром и убийством Цяна, изменило все. Если раньше существовал план игры с установленными правилами, то теперь его больше не было. Поэтому пропала необходимость оставаться в тени и пытаться собрать достаточно улик, держась на расстоянии, чтобы посадить Слейзнера. С этого момента больше не было ни малейшего желания следовать закону и действовать корректно.

Вместо этого у них теперь был план, который должен был сразу же заставить его признаться. План, который был настолько простым и эффективным, насколько и запрещенным.

– О’кей, я внутри, на лестнице, – послышался голос Фарида в динамиках, и на экране, показывающем изображение с его фронтальной камеры, она увидела, как он кладет отмычку обратно в чехол и проходит вглубь здания.

– Поднимись на лифте, – велела она. – Там наименьшая вероятность с кем-то столкнуться.

– Но тогда мы потеряем связь, пока я не поднимусь наверх.

– Будем надеяться, что мы не слишком сильно отдалимся друг от друга, когда ты поднимешься.

На одном мониторе она отслеживала путь Фарида к лифту и вовнутрь. На другом – она была его глазами на затылке. Но в ту же секунду как двери лифта закрылись, картинка начала дергаться и зависать, пока наконец полностью не исчезла.

В это же время прозвенел будильник, возвещая о наступлении девяти часов, и она поспешила на сайт полиции, где нажала на ссылку на прямую пресс-конференцию, которую объявил Слейзнер. О чем будет идти речь, никто, похоже, не знал, и в СМИ спекулировали на все темы, начиная с решающего момента в текущем расследовании убийства до объявления об отставке.

Ее саму это нисколько не волновало. Единственное, что имело значение, – это то, что его не было дома. Что они могли в тишине и покое завершить подготовку. По этой причине ей совсем не нравилось, что трибуна перед камерами и микрофонами все еще пустовала, несмотря на то, что после девяти прошло уже несколько минут.

Конечно, не редкость, когда пресс-конференции начинались после назначенного времени, особенно когда речь шла о Слейзнере. Он любил заставлять других ждать. Но в этот конкретный раз это вызывало тревогу. Неужели весь этот спектакль на самом деле ловушка, чтобы заманить их в засаду?

Картинка с камер Фарида снова ожила и показала, что он вышел из лифта и направился к двери квартиры с надписью «К. Слейзнер» на табличке.

– Слушай, – сказала она, поправляя гарнитуру. – Вопрос в том, не стоит ли нам подождать?

– Почему? – спросил Фарид. – Это же наш шанс.

– Просто пресс-конференция все еще не началась. Трибуна совершенно пуста, и что если все это просто….

– О’кей, понял, – перебил Фарид, и на мониторах отобразилось, как он оглядывается по сторонам в поисках укрытия.

– Думаю, тебе лучше вернуться сюда, – сказала она, не отрывая глаз от монитора, показывающего пустую трибуну. – Как можно скорее, пока ты… Или подожди-ка, что-то все-таки происходит, – перебила она сама себя. Да, вот он идет, наконец. Никогда так, как сейчас, она не радовалась появлению Слейзнера. – Все спокойно. Можешь продолжать.

На экране телевизора Слейзнер сел за трибуну, наполнил стакан водой и выпил несколько глотков. Тем временем на соседних мониторах Фарид снова стоял