Условности - Теодор Драйзер

– Много вы понимаете, что любят блондинки.

А Ида Цобель, находившаяся рядом, так как ей было разрешено съесть мороженое и выпить газировки, жадно смотрела и прислушивалась к этим разговорам. Какой красивый парень! Ему шестнадцать лет. Конечно, сейчас он не обратит внимания на такую маленькую, как она, но вот когда она вырастет… А она будет такой же хорошенькой, как мисс Макгиннис? И сможет ли она так же уверенно держаться? Как же хорошо быть красивой и нравиться такому парню! А что он ей скажет, если вообще с ней заговорит? Что она тогда ему ответит? Много раз она мысленно подражала этим девушкам и вела воображаемые разговоры. Да, несмотря на это безответное обожание, мистер Салливан пошел стезей всех продавцов газировки, устроившись на другую работу в другом районе.

Но с течением времени появлялись и другие молодые люди, приковывавшие ее взгляды и занимавшие мысли. На их красотах она строила фантазии, не имевшие ничего общего с реальностью. Одним из них был Мертон Уэбстер, бойкий, эффектный, тщеславный и честолюбивый сын местного сенатора, живший по соседству с ней и ходивший в школу Уоткинс, куда ее не пускали. Он был такой красивый и обходительный! «Привет, детка! Ай, что за красавица! На днях приглашу тебя на танцы, если захочешь».

И все же, несмотря на возраст и строгий родительский надзор, Ида краснела, опускала голову, как полагается, но тем не менее улыбалась в ответ.

Мысли о нем тревожили ее до тех пор, пока год спустя ее внимание не привлек Уолтер Стаур, чей отец заправлял страховкой и торговлей недвижимостью, недалеко от лавки Цобеля-старшего. Уолтер был высокий белокожий юноша с большим, всегда смеющимся ртом и веселыми глазами; иногда он в компании с Мертоном Уэбстером, Лоуренсом Кроссом, сыном бакалейщика, Свеном Фолбергом, сыном владельца химчистки, и другими ребятами болтался у любимого ими кинотеатра или у аптеки на углу и пытался завести знакомство с проходившими мимо девушками. Сколь ни строг был родительский надзор, Ида хорошо знала их всех по именам и в лицо, поскольку каждый день ходила там в школу или с поручениями отца. Мальчишки время от времени заходили к ним в лавку и даже обсуждали ее внешность: «Гляди-ка, какая красотка из нее получится, а?» А она краснела от волнения и нервно начинала выполнять заказ покупателя.

От Этельки Шомель, дочери соседа-немца, который еще и дружил с ее отцом, Ида много узнавала об этих парнях и девушках. Отец считал Этельку вполне безопасной подругой для дочери, в основном успокаивая себя тем, что та была некрасива. Но через нее, а также из совместных прогулок Ида услышала множество сплетен об этой компании. Уолтер Стаур, который ей сейчас безумно нравился, например, встречался с девушкой по имени Эдна Стронг, дочерью молочника. Отец Стаура был не таким прижимистым, как другие родители. У него была хорошая машина, которую он изредка позволял брать сыну. Стаур-младший часто возил Эдну и ее подружек в лодочный клуб на реке Литл-Шарк. Подружка Этельки рассказала ей, как смешно он пародирует других и хорошо танцует. Она как-то раз была с ним на одной вечеринке. И конечно же, Ида с жадностью слушала все эти разговоры. Ах какая веселая у них жизнь! Какая чудесная! Какая прекрасная!

И вот однажды вечером, когда Ида выходила из-за угла, направляясь в отцовскую лавку, а Стаур стоял в компании мальчишек на своем излюбленном углу, он вдруг крикнул ей:

– Знаю я одну симпатяшку, вот только папаша не велит ей на мальчиков глядеть, верно?

Эти слова относились непосредственно к Иде, которая прекрасно понимала, о ком идет речь, и поэтому заторопилась еще больше. Если бы отец только такое услышал! О господи! Но от этих слов ее бросило в дрожь. «Симпатяшка! Симпатяшка!» – звенело у нее в ушах.

И вот, наконец, когда Иде шел шестнадцатый год, в большой дом на Грей-стрит переехал Эдвард Гауптвангер. Его отец, Джейкоб Гауптвангер, зажиточный торговец углем, недавно купил склад на реке Абсекон. Примерно в то же время Ида осознала, что у нее такая же юность, как и у всех, но из-за родительской опеки она лишена столь необходимого ей общения и что угнетающее отношение отца и мачехи не дают ей дышать полной грудью. Например, весенними и летними вечерами она с удивлением и болью смотрела на сиявшую над ничем не примечательным домом луну, заливавшую светом крохотный, ничем не примечательный сад, где все же цвели тюльпаны, гиацинты, жимолость и розы. А звезды сверкали над Уоррен-авеню, где мчались машины, ходили толпы людей, куда манили ее тамошние кинотеатры и рестораны. Во всем этом она находила какое-то безумие и боль. О, как же ей хотелось удовольствия! Ходить со всеми, танцевать, играть, целоваться – неважно с кем, был бы молодой и красивый. Неужели она так ни с кем и не встретится? Хуже того, соседские ребята кричали ей вслед: «Ой, глядите, кто идет! Вот беда, что ее папаша из дому не выпускает!», «Ида, что бы тебе стрижку не сделать? Было бы классно!» Хоть уже и закончила школу, она, как и прежде, работала в лавке и одевалась тоже как прежде: никаких коротких юбок, стрижек, скатанных вниз чулок, помады и румян.

Но с появлением Эдварда Гауптвангера и в ее жизнь пришли перемены. Ведь это был энергичный и решительный молодой человек, красавец, боец, наверняка коварный в отношении девушек, одевавшийся с безукоризненным вкусом и слывший в своем кругу почти что героем. Разве не жил он в огромном особняке на Грей-стрит? И не разъезжают ли угольные грузовики его отца с яркими надписями по всему району? И в дополнение к этому Гауптвангер, благодаря глупой склонности матери баловать и пестовать свое любимое чадо (чего никак не разделял отец), всегда имел достаточно карманных денег на все свои расходы, подобающие его образу жизни. Он мог водить своих девушек в театры, в кино и в рестораны как в их районе, так и в центре. А лодочный клуб на реке Литл-Шарк сразу стал для него местом свиданий. Как говорили, у него там была собственная байдарка. Он прекрасно плавал и нырял. Ему разрешали пользоваться отцовским автомобилем, и по субботам и воскресеньям он частенько возил друзей в лодочный клуб.

Что еще интереснее, после почти года проживания здесь, успев завоевать репутацию светского гуляки, однажды вечером он впервые увидел Иду Цобель, когда та шла из лавки домой. Ее юная, пусть даже и скрываемая красота была в самом расцвете. Некоторые замечания касательно ее и