Марионеточник - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Навещать Феликса Марионеточник не стал. Он навестил председателя колхоза. Спустя месяц Феликсу дали дом. Сейчас это назвали бы спонсорской помощью малоимущим, а тогда это была банальная взятка. За деньги, оставленные Марионеточником в кабинете председателя, можно было построить два таких дома. Это была честная плата за возможность сделать хорошо одному из «своих» людей, оставаясь при этом в привычной и уютной тени.
Той же ночью Марионеточник отравился на болото. Не за боевыми трофеями и не за затопленными кладами – он вернулся за воспоминаниями. Тогда он ещё наивно полагал, что воспоминания помогут вернуть ему хотя бы частичку потерянной души.
Не помогли. Марионеточник не чувствовал ничего, кроме горечи. Где-то там, на болоте, по-прежнему оставалась Стэфа, ещё одна «своя», вероятно, самая дорогая и близкая из всех, но никаких денег, никакой власти не хватит, чтобы вернуть её из мира забвения. Да и стоило ли?
Получив в безраздельное пользование одну из своих девочек, Марь успокоилась и крепко уснула. Вслед за ней задремал и Тринадцатый. Угарники предпочитали оставаться в своих торфяных норах. По болоту шныряли лишь неугомонные марёвки. Они заманивали в трясину заблудившихся взрослых и выводили заблудившихся детей. А Марионеточника обходили стороной. Он так и не стал своим для того места, в которое его тянуло с неумолимой силой.
Возможно, именно по этой причине он присматривал за домом у Змеиной заводи. За некогда таким гостеприимным, а нынче неприступным, как каменная крепость, домом. Он говорил себе, что делает это для потомков тётушки Марфы: для Катерины, её дочери и внучки. Но правда была иной: он делал это для себя.
И с Катериной он снова сблизился именно ради себя. Ради того, чтобы включить в негласный список еще одного «своего» человека.
Его выбор, так же, как и его память, были избирательны и не подчинялись человеческой логике. Попасть в его список было невозможно по праву рождения, Марионеточник сам решал, кого считать «своим». И сам выбирал способ общения.
Обычно он ограничивался лишь наблюдением. Так было с дочерью Катерины и его родным племянником. Своих родственников Марионеточник не терял из виду, присматривал, помогал, направлял, если того требовали обстоятельства и его собственное представление о правильном ходе вещей, но не считал никого из них по-настоящему «своим». До тех пор, пока не родилась Вероника.
В этой девочке была сила. Настоящая, первобытная, не до конца раскрывшаяся, но всё равно впечатляющая. И эту силу, и эту девочку можно было использовать в своих целях. Именно так он решил, когда увидел Веронику в первый раз. Именно тогда в нём загорелась, но тут же погасла крошечная искра чего-то давно потерянного, почти забытого.
За Вероникой Марионеточник присматривал с особым вниманием. И даже начал подумывать над тем, чтобы сделать девчонку своей преемницей. Её ума, силы и упёртости хватило бы, чтобы принять и удержать созданную им империю. Но преемницу следовало готовить. Готовить ко всему, что могло ей помочь или встать у неё на пути. И для начала было нужно увеличить её ведьмовской потенциал.
Это был рискованный и в каком-то смысле бесчеловечный шаг. Катерина не позволила бы, она единственная знала, на что способна сейчас и на что будет способна в будущем её внучка. Сама она больше не использовала свой дар. И деревянная птичка, некогда бережно хранимая и горячо любимая, отныне пылилась в дальнем углу Катерининой кладовки.
Марионеточник не обижался. Он давно перестал обижаться и разочаровываться в людях. Даже в «своих» людях. Он просто решил действовать по-своему. Он без позволения Катерины рискнул жизнью и рассудком её любимой внучки.
Боялся ли он за Веронику? Нет! Марионеточнику был неведом страх. Так же как были неведомы любовь и привязанность. Страх уже давным-давно уступил место сначала жажде знаний, потом граничащему с безрассудством азарту, пресыщению, скуке и, наконец, пустоте. В этой пустоте лишь изредка вспыхивали искры интереса. Всегда только в присутствие Вероники. Лишь рядом с ней он чувствовал себя чуть более живым и чуть более человечным. Возможно, когда девчонка войдёт в полную силу, ему тоже перепадут малые крохи той настоящей жизни, которая бурлила и искрилась вокруг неё. Главное, чтобы она выдержала. Главное, чтобы потревоженная Марь не сбросила оковы своей добровольной летаргии. И тогда в его полном и безраздельном владении окажется самое настоящее чудо.
Вероника выжила и справилась. И даже ни в чём его не винила. В отличие от Катерины, которая мгновенно почувствовала перемены, произошедшие с внучкой. Катерина собственноручно вычеркнула себя из списка Марионеточника.
Вычеркнуть Веронику он не позволил. С самого её рождения он учился с ней взаимодействовать. Если не проживать, то хотя бы изображать эмоции. В какой-то момент он достиг совершенства в обмане других и даже самого себя. Или это больше не был самообман? Когда Марионеточник подарил Веронике её самый первый «Гелендваген», её чистейший юношеский восторг наполнил и его тоже. Обучая девочку вождению, он испытывал нечто очень похожее на удовлетворение и почти забытый азарт. Наблюдая, как она упорно идёт собственной дорогой и не желает становиться его преемницей, он испытывал едва ли не родительскую гордость и почти такое же смирение с неизбежным.
Марионеточник старался не вмешиваться в её личную жизнь и сделал исключение лишь однажды, когда его маленькая строптивая девочка собралась замуж. Разумеется, он проверил претендента! Разумеется, он сделал бы всё возможное, чтобы оградить Веронику от необдуманного шага и неправильного человека. Избранник Вероники выдержал проверку, и Марионеточник снова отступил в тень.
У него была ещё одна «своя» девочка. Чертовски взбалмошная и чертовски талантливая. Аграфена! К ней Марионеточник не приближался, а по старой привычке наблюдал и направлял из темноты. Ему нравились и её талант, и её задор, и её бунтарский дух. Он даже купил несколько её картин, одну из которых потом весьма удачно перепродал.
Наверное, в обществе этих двух девочек Марионеточник мог бы чувствовать себя если не счастливым, то хотя бы наполненным. Будь его воля, его и их жизни застыли бы именно на этом моменте почти спокойствия, почти удовлетворения, почти радости. Но ему ли не знать, в какие странные игры порой играет судьба?! Ему ли не знать, что все ее карты крапленые и обыграть ее невозможно?!
Именно судьба привела на тот аукцион сразу двоих: Ареса и Степана, потянула на болото сначала их, потом Аграфену, а следом и Веронику. От судьбы не уйдёшь.
Рано
