Долгая зима - Владимир Иванович Петров

гулом наполнилась степь. Гул был такой плотный, что ромашкинцам приходилось чуть ли не в ухо кричать, чтобы услышать друг дружку. Ничего не смогли предпринять нефтяники по усмирению прорвавшегося глубинного газа. Многотонные чугунные кляпы и железобетонные блоки откидывались этой природной необузданной силой, как щепки. Ромашкинцам и жителям других близлежащих селений запретили чиркать спичкой в погребах, разжигать костры в овражках, где оседало непрестанно выдыхаемое скважиной отравляющее вещество. До лета гудело, пока не стянули нефтяники к аварийному месту нужную технику. Боковыми подбурениями они многократно ослабили напор вырвавшейся на волю силы, в трубы загнали, направили куда следует.

Глянуть на эту диковинную силу и собрался десятилетний Витюша Ярцев с дружками своими на следующий же день, как гул пошёл, благо в школе из-за сильного мороза занятия отменили. Далековато оказалась та буровая, километров семь на лыжах тащились. Чуть ли не напрасно. Хорошо, что приставленный к буровой охранник добрым дядькой оказался, несмотря на строжайший запрет, разрешил подойти к бьющей из небольшой круглой скважины голубой газовой струе. Отогрелись малость пацаны в сторожевой тёплой будке, обратно подались, на ветер теперь, обморозились будь здоров. Витюше тогда кончики пальцев прихватило морозом. Так и не оттёрлись они снегом. Теперь для них и лёгкий морозец чувствителен.

Как и другие ромашкинские памятные места, Шихан с годами не забывается. Не только лыжными катаниями памятен он Виктору Ярцеву. Помнится ему, как летом на продуваемом степными ветрами крутом склоне Шихана проступали из песка камешки-голыши, которые частенько собирал он для бани и своих игр. Весной же ему доставляло удовольствие ходить по противоположному пологому и длинному склону Шихана вдоль овражка, несущего талые воды с бугра в Ильмень-речку. Ходить, высматривая в пробуждающейся от зимней спячки земле сусликовые норы, циркулем будто очерченные пятачки. На первых порах с братом Сашей вылавливал он сусликов. Недолго при нём пристяжным ходил. Воду таскал из овражка ведёрками до тех пор, пока не наполнится сусликовое глубокое жилище. Отфыркиваясь от льющейся струи, мокрый зверёк выставлялся мордочкой наружу. Не схвати его вовремя сноровисто и цепко за шею, убежит или, хуже того, длинными острыми зубиками цапнет по пальцу, насквозь прокусит. В удачливые дни до трёх-четырёх десятков сусликов он вылавливал. Неторопливо, словно герой какой, шёл он тогда по деревне, похваляясь рядами навешанных на поясе просохших, распушившихся жёлтым мехом степных зверьков.

В ту несытную пору мясо суслика вовсю шло на еду. Поныне помнятся Виктору из сусликовых ножек мамины пироги – курники, подрумяненные в русской печке и до того вкусные, что пальчики оближешь! Да и негоже брезговать сусликом, поскольку они всю зиму в своих норах зерном кормятся, жирными выбираются на весеннее солнышко. Лишь с появлением травы припахивать начинают.

Шкурки тоже шли в дело, распяленные, прибивались гвоздями на широкую доску, высушивались таким образом и сдавались в специальные приёмные пункты. Были тогда такие и в райцентре, и в крупных селениях, как Ромашкино.

Немало Витюша Ярцев переловил за школьные годы сусликов, даже грамоты районные за их отлов получал. Бессчётно водилось в те сравнительно недавние годы грызунов, заметный ущерб приносящих колхозу. Теперь иная картина. С трудом отыщешь у Шихана сусликовый пятачок, любовно называемый братом Сашей «слитуркой», от слова «слить», похоже, то есть вылить. Повывелись суслики. Потравили их травкой, опылённой ядовитыми порошками при обработке полей самолётами, водичкой замазученной… Изредка услышишь теперь пересвист сусликов. Ещё реже посчастливится увидеть столбиками вставших на задние лапки красивых степных зверюшек. Может, и к лучшему это. Грызуны, они вредители как-никак. Но жалковато всё же…

Будто снежинки с куртки, смахнул Виктор наплывшие воспоминания, скатился с Шихана и заскользил по ровному белоснежному полю до Токаревки.

8

Дарья Григорьевна медленно приходила в себя. Ещё не сознавая случившегося, не отказавшими, живыми крупинками памяти выхватывала она кусочки того злополучного для неё дня и вновь проваливалась в тёмную яму. Боли как таковой она не чувствовала. Лишь с появлением дочери застучало в правом её виске и дрогнули доселе безучастные ко всему глаза.

– Доченька, – выдавила она с трудом и заплакала.

Каждый день прибавлял ей памяти. Сегодня она узнала и своего зятя, на удивление Валентины довольно быстро для бездорожья добравшегося до больницы.

Только-только Анна Трофимовна закончила осмотр, облегчённо вздохнула:

– На поправку пошло. Видимо, что-то мучило её и теперь вот разрешилось: кризис миновал. Однако состояние не из лёгких. Старайтесь не беспокоить понапрасну. Пусть сил набирается.

Ярцевы пообещали врачу неукоснительно выполнять все её предписания. Оставшись наедине, обнявшись, посидели молча, обговорили завтрашние помины.

– Не забывай о нём, – погладил он заметно круглеющий живот жены.

– Хорошо, милый…

9

Поцеловав на прощание жену, Виктор с лыжами в руках сбежал по ступеням лестницы.

Во дворе больницы Анна Трофимовна о чём-то весело болтала с Василием Васильевичем. Увидев Виктора, она тотчас направилась к нему, словно поджидала:

– Можно на минуточку?

«Как невеста на выданье», – подумал Виктор, оглядывая её, невысокую и ладненькую, в тёмно-коричневой мутоновой шубке и такого же цвета норковой шапке. Одного цвета с ярко накрашенными губами были её сапожки и шарф с развевающимися концами.

– Домой? А я с просьбой к вам.

– Слушаю, Анна Трофимовна.

– Подарок себе к Новому году сделала. Люстру модняцкую приобрела. Из чешского стекла. Не терпится повесить. Василия Васильевича попросила подсобить по-соседски. Не берётся. Говорит, не мастер по этой части. Электрика нашего советует пригласить, он и сам к нему обращается. А я не могу. Меня от одного вида вечно поддатенького электрика этого тошнить начинает… Не зайдёте по пути одинокой женщине помочь?

В двусмысленности последней фразы не приходилось сомневаться. Но Виктор, обеспокоенный тем, что ветерок шустренько начал с веток молодой снежок стряхивать и в ногах путаться, не заметил этого.

– Поможем, – не посмел он отказать ей, ведь она лечит его тёщу, хотя надо было бы отказать за кокетство такое, непростительное для немолодой уже и при серьёзной должности женщины.

Анна Трофимовна жила поблизости в одном из четырёх двухэтажных коттеджей, уютно вписавшихся в больничный комплекс.

«Лёшкина работка!» – опять порадовался Виктор за районного архитектора.

– Вот мы и дома. – Анна Трофимовна двумя ключами открыла обитую чёрной кожей массивную дверь, пропустила вперёд Ярцева. – Поухаживайте-ка за дамой.

Он помог ей снять шубку, скинул свою видавшую виды куртку, расшнуровал изрядно подмокшие ботинки и следом за хозяйкой прошёл в зал.

– Жарко-то как! – Анна Трофимовна расстегнула пуговицы зелёного костюма, выказав белоснежную блузку. – Привыкайте, пока я переоденусь.

– Мне бы за дело… – сказал он.

– Успеется. Слышите, часы только одиннадцать бьют, – не дала она договорить ему, ушла в спаленку, нечаянно как бы оставив дверь приоткрытой,