Долгая зима - Владимир Иванович Петров

Виктор. – А помнишь, сколько налимов водилось? Голыми руками за жабры брали их, скользких, в корягах. Или из-под сброшенных в речку жерновов бывшей водяной мельницы вытаскивали. А налим – уважающая себя рыба, разборчивая. Ему только чистую воду подавай, хотя и в тине возиться любит. Чуть что не по нему, пропадает разом, уходит на чистые воды.

– Верно говоришь. Уж я-то налимов этих будь здоров перетаскал. Однажды посидел с удочкой возле колхозного яблоневого сада, такого налима из омута на огольца взял, что твой сом! Хватало рыбы. Щука, линь, краснопёрка не переводились. Про мелюзгу и не говорю.

– Это уж точно. При поливе огурцов, бывало, зачерпнёшь из речки с деревянного мостка ведёрко воды, выльешь в грядку, глянешь, там огольцы и пескари ротики открывают, вьюны извиваются… Теперь в нашей речке и такую рыбку, наверно, не словишь.

– Ушла рыба. Караси лишь, нефтью провонявшие, попадаются.

– Возможно, вернётся рыба, – сказал Виктор. – Слышал, власти зашевелились по речке.

– Кое-что предприняли. Штрафанули нефтяников, само собой. Постановление путёвое сочинили, в газете районной нашей пропечатали, обязав сразу же после нынешнего весеннего паводка виновников за чистку замазученных берегов взяться, чёрные безжизненные камыши и кустарники выжечь аккуратненько.

– Хорошо, коли так. До того дожили, что скотине, не вымазавшись, к воде не подойти, – со знанием сельской жизни рассуждал Виктор. – Летние фермы от речки убрали к лесу, наскоро запрудили жидкие ручейки, снежную воду ловить собираются в овражках, чтобы водопой нормальный был… Бывало, братан мой старший Михаил приедет в деревню, в райцентре Токаревка он тогда ещё жил, сачок, из прочных ниток связанный, и болтушку деревянную в свой тарантас кинет, меня возьмёт подручным, да на Ильмень-речку за яблоневый сад махнём. Облюбует местечко, на узком протоке сачок поставит, велит мне болтушкой по камышам двигать, рыбу гнать. Несколько таких заходов – и полтарантаса улова, ешь не хочу! «Хватит, куда нам столько?» – прошу его остановиться, но разве послушается он меня, мальца, если только-только в азарт вошёл… Отловился вот… Земля ему пухом.

– Быстро его скрутило, неожиданно для всех, – сказал Марьин. – За два месяца до смерти к отцу в деревню он приезжал. Нормальный был и видом, и настроением. Кто бы мог подумать… Рак вроде?

– Рак. На Первое мая случилось. Я тогда на Смоленщине жил. После демонстрации заводские на природу ехать уговаривали. Отказался. Настроения не было. Что-то тяготило меня, хотя для кручины вроде бы никакого повода не было… Дома решили с женой потихонечку Первомай отпраздновать, у телевизора посидеть. Да не вышло. Дружок из соседнего дома к себе вытащил. Вернулись когда часов эдак в десять, звонок телефонный с почты: «Телеграмма вам. Приходили дважды, не застали. Брат умер». Дорога неблизкая, ехать срочно нужно, иначе не поспеть на похороны. Успел заскочить в последний ночной поезд и задремал крепко. Утром еле про телеграмму вспомнил. Заспал, похоже. Пока не доехал до места и не увидел в братнином дворе обтянутую красной материей крышку гроба, не верил всё…

Через шесть километров от Ромашкино дорога упёрлась в главную трассу.

Гена Марьин сбросил скорость, пропустил несколько машин и повернул влево, на Токаревку.

– Сколько лет Михаилу было? – спросил он.

– Пятьдесят два всего. Ещё жить да радоваться бы ему на родной земле, от которой его в своё время Министерство обороны оторвало. Не посчиталось с ним, гражданским по натуре, в танковое училище после окончания финансового техникума направило, затем аж в действующую армию на Дальний Восток, командиром взвода. Напрасно всё. Не желал он военной службы, добился своего. Комиссовался, на родину вернулся. Сначала в Токаревке определился районным финансистом. Затем, когда сыновья подросли, в город перебрался, что рядышком совсем, дом срубил. Престижные курсы усовершенствования окончил, заметные должности в городе занимал… – Виктор примолк, дождался проследования шумной колонны большегрузных машин, продолжил: – Толковый был, да к водке излишне потянулся. Постепенно до экономиста коопторга скатился, приёмкой продуктов от колхозов и частников ведал, где за процентами «усушки-утруски» и вовсе к спиртному пристрастился. Спохватился было, за лечение взялся, да поздно уже… Хорошо, на своей земле умер, сходить на его могилку всегда можно.

Виктор закашлялся, вздохнул:

– Раскидало же нас, Ярцевых, по белу свету. Один брат в Первоуральске, другой в Ташкенте, сестрёнку под Новосибирск занесло…

– Раньше мода такая была: из дома подальше рвануть, – высказал свою версию Марьин. – Потому и катались.

– Не только из-за моды. Семьи большие были, а достаток малый. Вот и уезжали свою жизнь устраивать. Сергей, к примеру, аж в Ташкент, за две тысячи километров махнул.

– Знаю. Твой отец рассказывал, да от самого беглеца слышал. Провалил он в школе переэкзаменовку, испугался родительского гнева, без копейки в кармане, с куском хлеба лишь укатил к брату Мише, когда тот в Чирчике на танкиста учился. Кстати, Сергей собирается насовсем в деревню приехать. Тянет, говорит, домой сильно.

– Понятное дело, знакомое. У меня на Смоленщине всё прекрасно было. И квартира трёхкомнатная, и должность на заводе высокая и денежная. Всё же не вытерпел, перевёлся вот. И веришь, с приездом в родные края сразу полегчало, словно груз какой с плеч сбросил.

– Многие сейчас возвращаются на родину. И молодые, и старые.

– Выходит, корни дают о себе знать.

– Похоже.

Так за разговором и скоротали они дорогу. Марьин подвёз Виктора до больницы:

– Если быстро справишься, подожду. Заеду.

– Не знаю, как получится, – ответил Виктор. – После больницы на телефонку ещё зайду с женой переговорить. Да ты за меня, Гена, не беспокойся, не создавай себе неудобств. Главное, спасибо, сюда добросил. Грешным делом, думал, из-за размолвки наших стариков сторониться будешь.

– Ещё чего! Между прочим, с дядь Колей мы по-прежнему поддерживаем связь. Случается, иногда и бутылочку раздавим.

– Может, зря и разругались они?

– Им виднее… – махнул рукой Марьин, глянул на часы, прикинул: – Значит, так. В два я подъеду к почте. Постарайся к тому времени управиться.

– Договорились.

5

Виктор, согласно пояснениям Маришкиных, поднялся на второй этаж нового кирпичного здания. В приёмной убиралась симпатичная женщина в больничном халате.

– Мне к завотделением, – обратился к ней Виктор.

– А Василь Василич только что до начальства ушёл, – сказала она. – Если он тебе нужен, подожди. Обещался вернуться скоро.

Виктор сел ближе к окну, стал оглядывать больничный сад с недавно высаженными деревцами, за ним двухрядную с добротными домами улицу, в конце которой угадывались знакомые ему ещё со школьных лет деревянные корпуса старой больницы.

– У тебя жена здесь? – полюбопытствовала уборщица. – Могу пригласить.

– Тёща…

– Твоя тёща? – не дала она договорить ему. – Вот не думала!

– О чём не думали?

– Что в таком возрасте тоже аборт делают.

– При