Долгая зима - Владимир Иванович Петров

Забуранило вовсю свежим снегом, валившим сверху, и выпавшим ранее, не успевшим слежаться на земле, теперь разом взмётываемым нахрапистым ветром, который недавно совсем безобидным ветерком игрался соломинками.

– Ничего, ничего, – успокаивал себя Виктор. – Не заплутаюсь. По столбам дойду. До деревни они меня доведут.

Посадки кленовые кончились. Виктор в клубящейся снеговой завесе, скорее, угадал это по резко ударившему в бок ветру, доселе всё же сдерживаемому деревцами. «Стало быть, полдороги одолел, – удовлетворённо отметил он. – Хорошо, ветер не встречный. Куда тяжелее было бы идти напролом».

От столба к столбу медленно продвигался он к родной деревне. Всё меньше оставалось до неё, но и силы таяли. Чтобы как-то взбодриться, он стал считать столбы. Отсчитав их два десятка, что означало ещё один пройденный километр, останавливался передохнуть и вновь двигался дальше.

Наваливалась усталость. Хотелось присесть у очередного столба, прикрыть глаза, зажать ладонями уши, чтобы не видеть и не слышать похожую на светопреставление стихию. Усилием воли он заставлял себя переставлять отяжелевшие лыжи. Посчитав столбы, он ткнулся в холодное двадцатое, давно уже отбродившее жизненными соками дерево, медленно сполз по нему вниз.

– Встать… Встать! – приказал всё же. Поднялся, двинулся к следующему столбу. Но не наткнулся на него, не нашёл, словно тот в прятки с ним сыграл.

– Так и заблудиться недолго, – не на шутку встревожился он, повернул обратно к исходному столбу, чтобы передохнуть, сориентироваться и взять верное направление. Не тут-то было. Лыжные следы быстро занесло. Пришлось действовать наугад. Под напором давно уже сменившего направление ветра он всё левее и левее, всё дальше забирал от столбов.

– Всё, не могу больше! – окончательно выдохся он, опустился на корточки, повалился набок…

Его засыпало снегом. Он чувствовал это, но не мог и не хотел уже противиться. Напротив, радуясь сладостному облегчению, замерзая, в счастливой улыбке, шевельнул губами:

– Как хорошо-то! Хорошо-то как!

Вдруг рядом совсем зовуще мигнул огонёк, кто-то голосом тестя поднял его, казалось бы, из загробного мира вернул в реальный, поманил к огоньку, не позволяя останавливаться.

– Омёт люцерновый, – определил он, наткнувшись на что-то громоздкое и мягкое. – На гумно колхозной первой бригады, похоже, вышел. Сейчас проверим по водонапорной башне. За ним она должна стоять.

Не ошибся он: башня оказалась на месте.

– Дошёл!

13

Свою помощь в проведении поминок предложила крёстная Дарьи Григорьевны тётя Ирина. Как и обговаривали, она раненько явилась, с первыми петухами, постучалась в окно, разбудила Виктора. Печь затопила, чугуны и кастрюли из сенец занесла.

– Побольше наготовить еды придётся, – сказала она. – Народу много найдёт.

– Не думаю, – усомнился Виктор, после недолгого крепкого сна на удивление бодрый, словно не было жуткого испытания зимней стихией. Лишь в голове слабенько постукивали молоточки да в щиколотках, натруженных лыжами, покалывало. – Знают, что в больнице мои…

– Знать-то знают. Но водка сильнее приличий. Считай, все алкаши придут. И не выгонишь их с помин. К еде могут и не притронуться, но что положено им подай. Иначе жди осуждения. Ославят, чего доброго…

Печка сильно надымила. «С отсыревших кизяков, наверно, – подумал Виктор. – Не занёс заранее. До того вымотался, что еле-еле сил хватило скотину посмотреть».

– Приоткрой дверь, – попросила тётя Ирина. – Задохнёмся того гляди. Коленце дымохода копотью забило или, того хуже, кирпич внутри стронулся, тягу ослабил.

– Похоже, – согласился он, вспомнил тёщину просьбу посмотреть дымоход, повинился: – Не дошли руки. Летом обязательно прочищу.

– Лучше полностью печку разобрать, – посоветовала тётя Ирина. – Новую под газ сложить, с котлом для обогрева избы. Слышала, начнут с лета газифицировать.

– Неплохо бы. Всё будет зависеть от здоровья тёщи. Пока к себе заберём, а там видно будет.

– Да, крепко её паралич вдарил. Волнительная она дюже, близко к сердцу всё принимает. Но, думаю, оклемается. Молодая ещё. Только-только седьмой десяток разменяла.

– Хорошо бы…

Виктор натаскал воды с уличной колонки, мяса нарубил для щей, картошки с полведра начистил. Потом с подошедшей дочерью тёти Ирины сходил к ней за компотом, сваренным загодя. Ещё помощницы подошли, освободили Виктора от кухонных дел. Во двор, заваленный снегом, он вышел, за совковую лопату взялся.

Покуражившись вволю, буран под утро оставил деревню. На смену метельному западному ветру явился северный, пока не нагнал холода, не успокоился. Тотчас над избами выпрямились дымы, захрустел под ногами снег.

Подкатили сани. Это брат Саша привёз певчих старушек, живущих в дальней стороне деревни. Ближние не заставили себя ждать, дружно собрались к положенному времени. Виктор не очень-то хотел их собирать, но Валентина упросила, чтобы всё по-христиански было.

Служба длилась часа полтора. За это время все приглашённые подошли. Женщины сразу заходили в избу, мужики в сенцах курили, о покойном по-хорошему вспоминали. К ним подсаживались не званные на помины ромашкинцы, как бы случайно проходившие мимо и зашедшие поживиться куревом, оживляли затухающий разговор, поддерживая его до приглашения за столы.

На канон, являющийся завершающей, самой важной частью службы, Виктор позвал родню в избу к поющим, раздал им свечи, себе три взял, две – за тёщу и жену, затеплил спичечным огоньком.

За поминальные столы садились трижды. Первыми певчие. Виктор расщедрился для них марочным вином из тёщиной заначки, но, к своему большому удивлению, не угодил им.

– Нам бы беленькой, – попросили его.

– Всем? – проследил он за их дружными кивками, разлил по стаканчикам водку.

Выпили старушки и по второму, разрумянились, живее заговорили. Недолго, правда, сидели. Встали, спели завершающую поминальную и потихоньку оделись.

Виктор поблагодарил их, рассчитался за поминальную службу, как и полагалось, деньгами, проводил до калитки, где желающих проехаться до дома поджидали запряжённые сани.

Певчих старушек сменили пришедшие без приглашения, в большинстве мужики. Эти быстро, без лишних разговоров помянули, перед уходом взяли по горстке предложенной Виктором махорки, нарубленной ещё тестем из выращенного на своём огороде табака.

Последними сели родственники. Все близкие пришли помянуть, кроме тётки Тамары, которая накануне уезжала в соседнюю деревню проведать приболевшую сестру и задержалась из-за непогоды.

Подошла она лишь к вечеру, когда все помаленьку разошлись.

– Водка кончилась. Есть марочное вино, коньяк. Что будем? – спросил у неё Виктор.

– Всё равно, – сказала она. – Давай коньяком помянем. Давненько его не пробовала.

Виктор поднял прикорнувшего на диване отца. Сели за стол, помянули. Заговорили, завспоминали…

– На двор схожу, – поднялся отец, шаткой походкой направился к выходу.

– Морозит сильно, – остановил его Виктор. – Оденься.

Он помог ему накинуть фуфайку, шапку подал.

Тётка Тамара, сильная женщина, ярцевской крепкой породы, на сей раз с дороги быстро захмелела, поплакала.

– Что-то отца долго нет, – забеспокоился Виктор. – Пойду гляну.

Он выскочил не одеваясь, прошёлся по двору.