Дорога к крылышкам. Как новый репатриант стал израильским лётчиком - Исаак Мостов

В тот день я ещё раз с удивлением заметил, насколько силён, могуч и интернационален русский мат… С момента моего призыва я уже обратил внимание на то, что определёнными выражениями пользуются все без исключения потомки разных еврейских диаспор и сабры. Сейчас же, слушая восклицания моих новых товарищей, которые они выговаривали в сердцах, упоминая какую-то на ломаном русском определённую мать или анатомические названия определённых частей тела16, я не мог скрыть своей улыбки, за которую, как я заметил, получал несколько удивленные взгляды наших экзаменаторов.

Так мы всем «табором» возились под жарким солнцем Негева на этой «игровой площадке для взрослых» до обеда, зарабатывая и теряя очки в глазах «наших» лётчиков, которые, сидя в тенёчке и покуривая, внимательно наблюдали за нами и всё время что-то записывали в свои планшеты.

На обед мы уже плелись усталые – большинство из нас в ободранной одежде и ссадинах, которые мы заработали, рьяно пытаясь выполнить невыполнимое…

После обеда нас направили в один из классов Лётной школы – вторая половина «офицерских проверок» была направлена на «духовную» составляющую, а не физическую, которая проверялась на игровой площадке. Нас рассадили в полукруг перед нашими экзаменаторами, и те начали задавать избранным им людям каверзные вопросы по определённым, заданным ситуациям. Например: «Вы на корабле, и вдруг видите, как кто-то упал в море. Вы за ним прыгнете?» Если человек отвечал: «Да!», то тут же следовала подковырка: «Но вода в море холодна, и вы явно тут же замёрзнете, не успев никого спасти!» На тех, кто, подозревая подвох, отвечал: «Нет!», тут же обрушивалось: «Вы что, эгоист?! Вы не готовы даже попытаться спасти бедного человека?»… И так по любой теме и по любому ответу, который мы давали на выдуманные ситуации… «Наши» лётчики не давали спуска никому, и приходилось защищать свои ответы в меняющихся условиях задачи или признавать их несостоятельными… Я участвовал в этих дискуссиях только в той мере, в которой вопросы задавались мне лично… С уровнем моего ограниченного иврита я не знал всех слов, сказанных экзаменаторами и моими товарищами, так что я больше «мотал на ус», чем говорил. Пока я не заметил пристального, слегка прищуренного взгляда высокого лётчика – того, который меня впечатлил, обращённого на меня. И я понял, что я на прицеле…

Следующий вопрос был направлен прямо на меня. Назвав мой номер, высокий, сразу понравившийся мне лётчик, задал вопрос, который я даже не понял, так как он использовал выражение, пришедшее в иврит из арамейского языка тысячелетия тому назад: «Что вы можете рассказать про иньяней дьёма». Немного опешив, я начал копаться в своей памяти и пытаться применять все правила склонения иврита, которые я учил в школе… Ничего не помогло – выражения «иньяней дьёма» я ещё нигде и никогда не встречал! Быстро сообразив, что лучше не тянуть резину, я, приложив немалое усилие, чтобы стереть со своего лица растерянность и придать ему умное и уверенное выражение, обратился к своим товарищам, сидевшим вокруг и вопросительно глядевшим на меня: «Я новый репатриант, всего два года в стране. Ещё не знаю, что такое „иньяней дьёма“. Кто сможет мне объяснить, что это такое?» Пара мгновений замешательства, и ребята наперебой бросились объяснять мне, что это всего лишь «новости дня»… Краем глаза я заметил неподдельное изумление на лицах экзаменаторов – такого они вряд ли ожидали… Но меня уже было не смутить – ухватившись за гриву своего коня-горбунка, чувствуя облегчение от того, что сейчас я знаю, что такое «иньяней дьёма», я попёр вперёд: «Так как газет и журналов я не читаю, только просматриваю картинки и фотографии, то не может ли кто-то из вас рассказать мне, о чём сегодня писали в газете?» Мельком взглянул на «наших» лётчиков – от изумления их глаза сделались круглыми, как мячики для пинг-понга… После небольшой паузы кто-то из ребят начал называть заголовки одной из утренних газет. Не дав ему чересчур развить эту тему, я перехватил инициативу и спросил кого-то другого о его мнении по поводу этой новости… Через несколько минут у нас развилась настоящая дискуссия, в которой я играл роль модератора… И как у настоящего модератора-ведущего, у меня не было никакого понятия, о чем говорят мои дискуссанты… Глянув на лётчиков, я с удовлетворением заметил их довольную улыбку и смеющиеся глаза высокого…

День «офицерских проверок» завершился, и нас отпустили «по домам», то бишь, палаткам – назавтра наша группа физического отбора завершала этот этап. Нам надо было готовиться к разборке нашего палаточного лагеря, сдаче вещей в коптёрку и так далее. Также назавтра был запланирован наш первый «ракетный парад».

Что такое «ракетный парад» Лётной школы, нам объяснили «старшие товарищи» – они уже проходили это мероприятие. На самом деле это был сбор курсантов, на котором объявляли, кто остаётся, а кто оставляет Лётную школу. Откуда произошло такое название, нам объяснили очень просто – «тебя сажают на ракету, и ты летишь отсюда». И, как видно, эта метафора прижилась и переходила из уст в уста от одного поколения курсантов Лётной школы к другому, пока не стала общим понятием.

Назавтра, в пятницу – последний рабочий день недели, после подъёма, завтрака, приведения палаточного городка в порядок и возврата в коптёрку Лётной школы оборудования, рабочего обмундирования, матрасов и одеял, мы, собрав наши китбэги и упаковав в них все свои пожитки, направились строем в «Шекем» курсантов, который был стратегически расположен около основного плаца Лётной школы. Там, рассевшись на более чем полутора сотнях заранее расставленных вокруг небольшого подиума стульев, мы стали ожидать решения своей участи. В «Шекем» зашёл лётчик, которого мы ещё не встречали. В руках у него были какие-то списки. В полной и тревожной тишине он объявил, что просит тех, чьи имена он зачитывает, выйти и построиться на плацу около «Шекема», и начал зачитывать имена и фамилии. В зале «Шекема» царила напряжённая тишина, и каждый вслушивался, не назвали ли его имя или имя друзей и знакомых. С каждым именем, которое называл лётчик, кто-то вставал и выходил из зала, и к концу его списка нас, сидящих, оставалась приблизительно половина из всех тех, кто зашёл туда 10 минут тому назад. На этом этапе мне, как и большинству сидящих, не было понятно, кто из нас остаётся – мы, сидящие в зале, или те, кто строится там, на плацу, снаружи…

Лётчик – офицер в чине капитана – отложил в сторону списки, обвёл оставшихся взглядом и сказал: «Все, оставшиеся в этом зале, прошли физический отбор и зачислены в Лётную школу ВВС. Поздравляю!»

В зале поднялся небольшой радостный шум, который стих через несколько мгновений под цепким взглядом стоявшего на подиуме офицера. Тот представился командиром нашего курса и объяснил некоторые вещи и предстоящие планы.

Во-первых, с этого момента мы принадлежим курсу №79 и будем ротами №4 и №5 этого курса. Другие роты этого курса (которые были созданы после прежних физических отборов летнего призыва, начиная с мая) уже «в гуще» учёбы и полётов. Мы сейчас получаем увольнительную на субботу (а я даже и не мечтал о таком!), и после того как вернёмся («Кстати, – заметил офицер, – все увольнительные в Лётной школе до исхода субботы, так как назавтра с утра учёба и полёты»), в воскресенье утром, нас определят по ротам, и мы начнём своё обучение на «Предварительном этапе» Лётной школы, который, как мы уже знали, включал в себя наземную учёбу и отсеивающие полёты на самолётах «Пайпер».

Командир курса продолжал говорить нам ещё что-то, но мы уже больше ничего не воспринимали… Радость и внутреннее удовлетворение от того, что мы успешно прошли этап физического отбора, всплеск адреналина от напряжённого ожидания результатов отбора, первые отголоски понимания, что мы теперь полноценные курсанты Лётной школы ВВС Израиля, и мысли о том, как это будет воспринято дома, в кругу семьи, – всё это слегка кружило голову и добавляло несколько сантиметров роста…

Как только командир курса завершил свои объяснения, пожелал нам удачи и вышел, зал взорвался от радости новоиспечённых курсантов… Немного успокоившись, мы побежали за своими китбэгами и увольнительными «пасами», а потом на КПП – ловить попутки до Беэр-Шевы, а может, если повезёт, и дальше, в направлении дома.

Мы ещё успели увидеть последние автобусы, увозившие наших товарищей, которые не прошли физический отбор, – они направлялись в Тель Ашомер для определения нового места службы.

Домой, в Иерусалим, я добрался, когда солнце уже было близко к закату. Удивлению родителей моему рассказу, а самое главное – его результату, не было конца и края. Последний раз они меня видели в зелёной форме сухопутных войск, и вот я уже в серо-бежевой, да ещё курсант Лётной школы… Просто невероятно! А тем более в нашем-то положении новых репатриантов…