Дорога к крылышкам. Как новый репатриант стал израильским лётчиком - Исаак Мостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время подходило к 6 часам вечера, и жизнь в Тель Ашомере замирала на ночь – подавляющее большинство, если не весь постоянный контингент этой военной базы спал дома или у друзей и родственников в Тель-Авиве и его окрестностях. Ночью на территории базы оставались только дежурные или «перелётные» новобранцы, как мы, которых старшина не хотел выпускать, чтобы утром не заботиться об опозданиях из увольнительной своих случайных подчинённых. И так наше начальство – старшина-контрактник и его помощники (солдаты срочной службы, которым не нашлось более достойного места службы или достойной воинской профессии) – оставили нас в покое до утра, а сами разошлись по домам, после «тяжёлого» дня воинской службы.
Организовав своё место ночлега, я нашёл таксофон и позвонил домой. Отец уже вернулся с работы, мама тоже (около года назад она нашла работу по своей профессии неподалёку от дома). Трубку взял отец. На его вопросы: «Где ты? Как ты там»? – я ответил, что я не в Тель Ашомере и не в Школе морских офицеров, как планировалось, и что завтра я начинаю экзамены и проверки в Лётную школу ВВС. На минутку трубка на другом конце линии затихла, и я начал волноваться, что связь прервалась… Но затем из трубки последовала реакция, и её громкость и тон, по мере продолжения, поднимались до гневного крика: «Лётная школа? С чего вдруг? Кто тебе разрешил?! Я не готов! Я не позволю!! Ты же боишься высоты!»… Там было ещё несколько выражений и выпадов, которых я сейчас уже не помню… Отстранив немного телефонную трубку от уха, я дал этой тираде пролететь мимо меня, а потом, спокойным голосом, ответил: «Пап, а тебя никто не спрашивал, и твоё разрешение не требуется… И кроме того, если я могу быть лётчиком и этого не сделаю, то кто сделает?» То ли мой спокойный голос подействовал, то ли папа понял, что я сказал, но он быстро успокоился и перешёл к более насущным вопросам – что ел, какое обмундирование получил, надо ли что-то, где мы спим и прочее. Я отвечал, приукрашивая демонстративным оптимизмом и чувством юмора пыльную и унылую обстановку Тель Ашомера… Поужинав, мы с товарищами улеглись спать – насыщенный событиями день давал о себе знать…
Назавтра, маленькой группой в 5 человек под управлением одного из помощников старшины, мы направились в сторону Подразделения медицины авиации ВВС Израиля, которое вкратце называлось «Ярпа» и приютилось прямо за забором «зелёной9» базы Тель Ашомер. Там, в чистом, уютном и ухоженном здании, которое было полным контрастом тогдашним строениям Тель Ашомера, опрятные и приятные люди в бежевой форме ВВС проводили и проходили медицинские проверки лётного состава и занимались первичным отбором кандидатов в Лётную школу ВВС. По сравнению с «зелёным» Тель Ашомером, первый контакт с ВВС оставлял глубокое позитивное впечатление. Разница почти в каждой мелочи, не говоря о чистоте и порядке, бросалась в глаза – 1:0 в пользу «синих»…
Первым делом нас усадили в одной из экзаменационных комнат, выдали карандаши и стопы каких-то анкет и дали нам время, чтобы мы их заполнили. Нам чётко объяснили, что каждый должен это делать самостоятельно. Разговоры с товарищами, обсуждения, что и как писать, и тому подобное запрещены, и если нас на этом поймают, то процесс отбора закончится для нас тут же и с позором. В анкетах было множество разных вопросов, и требовалось заполнять разные данные – о себе, о своём здоровье, о семье. Также надо было написать «резюме» – краткую историю жизни, и дать ответы на разные вопросы о себе, основным из которых был: «Почему Вы хотите стать лётчиком?» – ответу на него в анкете уделялось довольно-таки много места… Этот вопрос поставил меня в тупик, и я, недолго думая, нагло написал в анкете: «Я хочу? Вы хотите!»… А на вопрос, на каких самолётах я хочу летать, я ответил, что точно марок самолётов я не знаю, но думаю, что могу быть хорошим лётчиком-истребителем на самолётах «Мираж»…
Потом нам выдали другие анкеты – в них были разные вопросы математического, географического и геометрического содержания, вопросы по физике движения тел и картинки разных положений, как будто снятых из кабины самолёта. Требовалось оценить ситуацию, описанную в вопросе, и дать самый подходящий ответ. На определённый набор вопросов выделялось время, за которое надо было их решить – кто не смог, тот опоздал… Через пару часов мы справились и с этим.
Обеденный перерыв, солдатская столовая Тель Ашомера, и мы шагаем обратно – в «Ярпу». Следующим экзаменом было разобрать и собрать механическую машинку. Я слышал об этом экзамене от своих одноклассников, которые проходили отборочные экзамены в Лётную школу ВВС ещё весной. Тогда они долго обсуждали, насколько этот тест сложен, что времени не хватает разобрать, запомнить, а потом собрать и проверить работу этой машинки, и каждый, кто сумел это сделать, ходил с высоко задранным носом, гордясь своими инженерными способностями. Так что к экзамену я подошёл с небольшой боязнью, любопытством и желанием доказать, что разбирать и собирать машинки я умею, – недаром работал автомехаником… Этот тест, как и другие, был с лимитом времени – 20 минут, и как только нам позволили начать, я тут же ринулся разбирать машинку. Это не заняло у меня много времени, и я перешёл к её сборке, которую завершил к середине выделенного времени. Машинка даже работала… Но вот незадача – на столе осталась какая-то деталь, которая машинке не была нужна для работы, однако она там была изначально, и её требовалось вернуть на место. Пришлось разбирать и собирать второй раз, но и на этот раз я успел сделать это до того, как следящий за нами экзаменатор – солдатка срочной службы, приятная лицом, но строгая и полная чувства собственного достоинства, объявила, что время, выделенное на экзамен, истекло.
К концу дня возвращаемся в свою палатку, потом ужин, «Шекем», который также служил подобием клуба для солдат-срочников, и спать.
Назавтра, группой в уменьшенном составе – кто-то не прошёл вчерашние экзамены, шагаем в «Ярпу». Для нас отборочные экзамены продолжаются. На этот раз нами начали заниматься психологи и врачи… Даже если бы я ничего не знал про отборочные экзамены в Лётную школу ВВС до сих пор, за последние пару дней я наслушался множество рассказов о том, как и когда кого-то «срезали», кто, где, когда и как их «провалил» и так далее. В среде нашего обитания на тот момент успешных случаев я не знал… Логика говорила, что есть счастливчики, которые все эти экзамены проходят успешно, – ведь есть же лётчики в ВВС Израиля… Но та же логика доказывала, что есть секс после смерти, – ведь могилы же размножаются… А с лётчиками я не был знаком, хотя впервые увидел некоторые образцы там же в «Ярпе» – они приходили на свои ежегодные медицинские проверки, одетые в форму из дакронового материала, который выгодно отличался от обычного бежевого сукна формы ВВС. На левой груди, над сердцем, у них были небольшие матерчатые «крылышки» – пилотов, штурманов, бортинженеров. У большинства, но не у всех, была ещё пара «крылышек» на правой стороне груди – из металла, с эмблемой парашюта. Все окружающие относились к ним с большим уважением, а мы пялились на них, как на девятое чудо света.
В большинстве рассказов о печальном исходе отборочных экзаменов в лётчики «злым гением» и почти непроходимым препятствием были психологи. Ребята рассказывали, как их «срезал» психолог за нестыковки в анкетных данных (наврал в анкете или сам не помнишь, что написал? – нам таких не надо!), за чрезмерную самоуверенность (нам и таких не надо!), за неуверенность в ответах и поведении (нам нужны лётчики, уверенные в себе!), за медлительность, за неправильные ответы на внезапные вопросы – короче, за всё и за ничего… Было ясно, что никто не мог дать дельного совета или разъяснения, чего эти чёртовы психологи ищут в кандидатах, а тот факт, что я уже разговаривал с таким психологом, когда проходил первичный отбор в Школу морских офицеров, мне в голову не приходил… И вот я, после долгого ожидания своей очереди в коридоре, волнуясь, но стараясь этого не показывать, захожу в кабинет психолога. В последний момент, запутавшись во всех напутствиях и советах, что делать и как, а чего не допускать, я решаю плюнуть на всё, быть самим собой и полагаться на свои инстинкты и опыт. В кабинете за обычным столом сидел приятный на вид интеллигентный человек в штатском, который спокойным голосом начал со мной беседу, поглядывая изредка в лежащую перед ним папку с моим именем на ней. Своей манерой общения он был очень похож на того человека из ВМФ, с которым я встречался месяца три назад в Тель Ашомере… И я успокоился и начал вдумчиво отвечать на его вопросы. Психолог интересовался подробностями наших отношений в семье, как я учился в гимназии, как вписался в среду одноклассников, почему я ответил на вопросы анкеты так, как ответил, – особенно на вопрос, почему я хочу быть лётчиком. Ни слова о том, что я новый репатриант… Да и я не афишировал эту тему… Когда мы закончили нашу беседу и я вышел, я не мог рассказать ничего нового своим товарищам по ситуации, которые ждали своей очереди пройти это судьбоносное интервью. Беседа как беседа, с обычным, приятным человеком – это было всё, что я мог им объяснить…