Молот Пограничья - Валерий Пылаев

отцу. — Белозерский взялся за ручку, с негромким щелчком открыл багажник осторожно извлек оттуда продолговатый сверток. — Вот, посмотри. Только будь осторожен.

Предупреждение оказалось своевременным — стоило мне оттянуть край темной ткани, как острое лезвие буквально вырвалось наружу, сверкая на солнце. А за ним появился и эфес — небольшой, явно под одноручный хват, но увесистый, с массивной крестовиной и таким же навершием.

На нем хватало и золота, и орнаментов, но все же главным украшением меча был клинок. Прямой и обоюдоострый, длиной немногим меньше моей руки от плеча до кончиков пальцев. Он состоял как бы из двух частей: внутренней, выкованной из обычной стали и украшенной орнаментом, и внешней, гладкой и блестящей, явно сделанной из того же материала, что и пластины на броне княжеских дружинников.

Лезвия выглядели так, будто их только что отполировали, заодно доведя кромки до остроты бритвы. И лишь присмотревшись, я все-таки смог увидеть на них крохотные… нет, не зазубрины, даже не царапины — просто следы, которые оставляют удары металла о металл.

Когда-то этим мечом рубили и кололи — и немало.

— Только не вздумай точить дома, — усмехнулся Белозерский, проследив мой взгляд. — Угробишь камень.

— Это… — Я осторожно коснулся лезвия кончиками пальцев. — Это глиммерсталь?

Легкий и почти неразрушимый сплав, который можно найти только в Тайге за Пограничьем — и то в последнее время все реже. Я кое-что читал про него в книгах, но вживую видел впервые.

— Кресбулат. Не люблю эти современные словечки… — поморщился Белозерский. — Но да, последние лет двадцать металл Древних называют и так. А раньше называли Небесным Железом. Или Серебром Перуна.

— Разлучник.

Разглядывая драгоценный клинок, я не заметил, как дядя подошел и встал у меня за спиной.

— Это имя меча. — пояснил он. — Видишь руны?

Сердцевина клинка на фоне безупречного кресбулата смотрелась тускло, зато носила на себе замысловатый узор. Я мог только догадываться, каким инструментом в дол меча врезали орнамент, но работа была немыслимо тонкой: символы вплетались в узор, будто становясь его частью. И некоторые из них я уже видел раньше — то ли в книгах, то ли на дядиной татуировке.

— Дедушкин меч. Помню, раньше висел над камином. — Дядя улыбнулся, на мгновение уносясь куда-то в воспоминания. — А я-то думал — куда он подевался?

— Хранился в надежном месте. — Белозерский чуть сдвинул брови, явно намекая, что никаких подробностей сообщать не намерен. — Но теперь мечу пора вернуться домой. На Пограничье.

— Ему, наверное, лет триста… — благоговейно прошептал один из дружинников, вытягивая шею из-за плеча своего чуть менее робкого товарища. — Или все пятьсот.

— Не меньше тысячи, — усмехнулся Белозерский. — Но чары все еще держатся… Теперь таких уже не делают.

Повинуясь внезапному импульсу, я крепко взялся за рукоять, и заложенная в металл кем-то куда способнее меня-нынешнего магия отозвалась. Потянулась к Основе, пробуждаясь, и руны на доле тускло засияли алым, а по острым кромкам кресбулата пробежали едва заметные всполохи.

— Аспект Огня. Я видел, что вытворял отец с этим клинком. — Белозерский покосился в сторону машины налетчиков, которая так и стояла у стены с открытым багажником. — Страшно представить, на что он будет способен в твоих руках.

— Благодарю, ваша светлость. — Я завернул Разлучника обратно в ткань. — И за меч, и за то, что помогаете моей семье.

Все это не слишком-то напоминало вручение наследства. Скорее какую-то взятку — или подарок, за который рано или поздно придется расплачиваться. Но отказываться я не собирался: теперь Разлучник принадлежал мне по праву, и лучшего оружия, чтобы защитить родных, я не мог и пожелать.

Прежнее тело неплохо орудовало двуручным молотом, однако этому идеально подойдет клинок: не слишком длинный, легкий, острый — и при этом за счет чар достаточно убедительный, чтобы прорубить и плоть, и доспехи.

— Я лишь выполнил волю покойного Данилы Михайловича. Род Костровых всегда верно служил Империи и короне. — Белозерский чуть склонил голову. — Надеюсь, так будет и впредь.

— Можете не сомневаться, ваша светлость! — Вместо меня ответил дядя. Негромко и в меру почтительно, но как-то уж слишком поспешно — будто опасался, что я могу ненароком ляпнуть что-то не то. — Полагаю, нам следует вернуться домой, и как можно скорее.

— Разумеется, Олег Михайлович, — кивнул Белозерский. — Не смею вас задерживать.

Прощание с новгородским князем вышло несколько скомканным, но, видимо, у дяди имелись свои причины поскорее убраться подальше от госпиталя… Или от его светлости — так что уже через несколько минут мы вышли за ворота.

— Вот он — мой хороший!

Дядя с любовью похлопал по капоту стоявший у обочины дороги автомобиль. Темно-зеленый, без единой хромированной детали. Чуть ли не вдвое меньше роскошной повозки Белозерского, короткий, всего с одной дверью на каждом боку, но довольно массивны: то ли из-за громадных колес, то ли благодаря форме кузова машина казалась почти квадратной.

Кажется, такие здесь называют внедорожниками.

— Не то, что у его светлости, конечно. — Дядя зазвенел ключами, открывая дверь. — Зато где угодно проедет. Хоть по грязи, хоть по снегу — у нас на Пограничье по-другому никак.

Я забрался на сиденье спереди, а Катя, как и полагается самой младшей и компактной, отправилась на заднее — вместе с моей сумкой и свертком, в котором скрывался меч. Она все это время молчала, и лишь когда машина тронулась, наконец, заговорила.

— Это меч рода Костровых. Он должен принадлежать тебе. — Катя заерзала за моей спиной — явно возилась со свертком с Разлучником. — Тебе, а не ему.

Чтобы понять, кого именно она имела в виду, можно было и не смотреть. Но дядя все-таки не поленился: развернулся на сиденье, смерил девчонку недобрым взглядом — и снова уставился на дорогу, так и не произнеся ни слова. Я последовал его примеру. С той лишь разницей, что не стал даже дергаться. Ее сиятельство вредина явно нарывалась, а вот у меня не было никакого желания участвовать в ее представлении — впрочем, как и всегда.

А вот вопросы — были. И когда через полчаса с небольшим машина выбралась из города на шоссе и неторопливо покатилась на север, а Катя задремала на заднем сидении, я все же решил начать их задавать.

— А ведь она права, — негромко проговорил я, усевшись вполоборота. —