Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

– Вы совсем не спешили до моего появления, – шутливо запротестовал

он, и, хотя его губы улыбались, в глазах его появилось какое-то странное,жесткое выражение.

– Но если вы заметили это, сэр, то меня удивляет ваша настойчивость.

Их шпаги скрестились. И не в привычках Блада было уклоняться отсхватки.

– Честное слово, вы могли бы как-то объясниться, – заметил он. –

Ведь только ради вас я нацепил этот королевский мундир, и вам должно бытьнеприятно, что его носит вор и пират.Она пожала плечами и отвернулась, чувствуя одновременно и обиду ираскаяние. Однако, опасаясь выдать свое раскаяние, она решила прикрытьсяобидой и заметила:

– Я делаю все от меня зависящее.

– Чтобы время от времени заниматься благотворительностью. – И он

попытался улыбнуться. – Слава богу, признателен вам и за это. Я, можетбыть, беру на себя слишком много, но не могу забыть, что, когда я был толькорабом на плантациях вашего дяди, вы относились ко мне с большей добротой.

– Тогда вы имели основание на нее рассчитывать. В то время вы были

просто несчастным человеком.

– Ну, а кем же вы можете назвать меня сейчас?

– Едва ли несчастным. Ваше счастье на морях стало пословицей. Были

слухи и еще кое о чем: о вашем счастье и ваших успехах в других делах.Она сказала это, вспомнив о мадемуазель д'Ожерон, и, если бы могла, тутже взяла бы свои слова обратно. Но Питер Блад и не придал им значения,совсем не поняв ее намека.

– Да? Все это ложь, черт побери, и я могу это доказать вам.

– Я даже не понимаю, к чему вам утруждать себя доказательствами, –

заметила она, чтобы выбить оружие у него из рук.

– Для того, чтобы вы думали обо мне лучше.

– То, что я думаю, сэр, должно очень мало вас трогать.

Это был обезоруживающий удар, и он, отказавшись от боя, принялся ееуговаривать:

– Как вы можете говорить так, видя на мне мундир королевской службы,

которую я ненавижу? Разве не вы сказали мне, что я могу искупить свою вину?Мне хочется только восстановить свое доброе имя в ваших глазах. Ведь впрошлом я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться.Она не выдержала его пристального взгляда и опустила глаза.

– Я… я не понимаю, почему вы так говорите со мной, – сказала она

уже не с той уверенностью, как раньше.

– Ах так! Теперь вы не понимаете! – воскликнул он. – Тогда я скажу

вам.

– О нет, не нужно! – В ее голосе прозвучала подлинная тревога. – Я

сознаю все, что вы сделали, и понимаю, что вы хоть немного, но беспокоилисьза меня. Верьте мне, я очень признательна. Я всегда буду признательна вам…

– Но если вы будете всегда думать обо мне, как о воре и пирате, то,

честное слово, оставьте вашу признательность при себе. Мне она ни к чему.На щеках Арабеллы вспыхнул яркий румянец, и Блад заметил, как ее грудьпод белым шелком стала чаще вздыматься. Если даже ее и возмутили слова Бладаи тон, каким они были произнесены, она все же подавила в себе возмущение,поняв, что сама была причиной его гнева. Арабелла честно попыталасьисправить свою оплошность.

– Вы ошибаетесь, – начала она. – Это не так.

Но им не суждено было понять друг друга. Ревность – дурной спутникблагоразумия, а она шла рядом с каждым из них.

– Но в таком случае что же так… или, вернее, кто? – спросил он и

тут же добавил: – Лорд Джулиан?Она взглянула на него с возмущением.

– О, будьте откровенны со мной! – безжалостно настаивал он. –

Сделайте мне милость, скажите прямо.

Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывисто дышала, и румянец

на ее щеках то появлялся, то исчезал.

– Вы… вы совершенно невыносимы, – сказала она, отводя глаза. –

Разрешите мне пройти.Он отступил и своей широкополой шляпой, которую все еще держал в руке,сделал жест в сторону дома.

– Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов, я могу еще

исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, что менявынудила это сделать ваша жестокость.Она тут же остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Теперь она ужезащищалась, и голос ее дрожал от негодования.

– Вы говорите со мной таким тоном! Вы осмеливаетесь разговаривать со

мной подобным образом! – воскликнула она, поражая его своей страстностью.

– Вы имеете дерзость укорять меня за то, что я не хочу касаться ваших рук,

когда мне известно, что они обагрены кровью, когда я знаю вас не только какубийцу…Он глядел на нее, приоткрыв рот от удивления.

– Убийца? Я? – выговорил он наконец.

– Назвать вам ваши жертвы? Да? Разве не вы убили Левасера?

– Левасер? – Он даже чуть-чуть улыбнулся. – Значит, вам и это

сказали?!

– А вы отрицаете это?

– К чему? Вы правы – я убил его. Но я могу припомнить еще одно

убийство другого человека при аналогичных обстоятельствах. Это произошло вБриджтауне в ночь, когда на город напали испанцы. Мэри Трэйл можетрассказать вам все подробности. Она была при этом.Он яростно нахлобучил шляпу и сердито ушел, до того как она успелачто-либо ответить ему или хотя бы уразуметь смысл всего, что он ей сказал.

Глава XXIII. ЗАЛОЖНИКИ

Стоя у колонны портика губернаторского дома, Питер Блад с болью игневом в душе смотрел на огромный рейд Порт-Ройяла, на зеленые холмы и цепьГолубых гор, смутно видимые в дымке струившегося от зноя воздуха.Раздумье Блада было прервано возвращением негра, который ходил доложитьгубернатору о приходе капитана. Следуя за слугой, он прошел на широкуюверанду, в тени которой полковник Бишоп с лордом Джулианом Уэйдом спасалисьот удушливой жары.

– А, пришли! – приветствовал его губернатор, сопровождая свое