Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Возможно. — Глокта пожал плечами. — Но они придут слишком поздно для тебя.

— Я уже мертва! Моё тело — всего лишь прах! Оно принадлежит Пророку! Попытайся, если хочешь, но тебе не узнать от меня ничего!

Глокта улыбнулся. Он почти чувствовал на своём лице тепло полыхающего внизу пламени.

— Это звучит как вызов.

Один из них

Арди улыбнулась ему, и Джезаль улыбнулся в ответ. Он ухмылялся, как идиот. Ничего не мог с собой поделать. Он был так рад снова оказаться там, где всё имело смысл. Теперь им никогда не нужно будет расставаться. Ему всего лишь хотелось сказать ей, как сильно он её любит. Как сильно по ней скучает. Он открыл рот, но Арди прижала палец к его губам. Крепко.

— Тсс.

Она поцеловала его. Сначала легонько, потом крепче.

— Ух, — сказал Джезаль.

Её зубы куснули его губу. Игриво, для начала.

— Ах, — сказал он.

Они куснули сильнее, и ещё сильнее.

— Ой! — сказал он.

Она впилась ему в лицо, зубы рвали кожу, царапали кости. Он попытался закричать, но ничего не вышло. Было темно, в голове всё поплыло. Что-то ужасно тащило, непереносимо тянуло его рот.

— Готово, — сказал голос. Мучительное давление отступило.

— Всё плохо?

— Не так плохо, как выглядит.

— Выглядит очень плохо.

— Заткнись и подними факел повыше.

— Что это?

— Чего?

— Вон там, торчит?

— Его челюсть, болван, а что по-твоему?

— По-моему, меня сейчас стошнит. Лечение не входит в число моих выдающихся…[21]

— Завали ебало и подними факел! Надо вправить её обратно! — Джезаль почувствовал, как что-то давит ему на лицо, и сильно. Раздался хруст и невыносимая боль копьём пронзила его челюсть — ничего подобного он раньше не испытывал. Его тело обмякло.

— Я подержу её, а ты двигай вон ту.

— Эту?

— Не выдави зубы!

— Он сам выпал!

— Проклятый розовый тупица!

— Что происходит? — сказал Джезаль. Но получилось лишь что-то вроде бульканья. Его голова пульсировала и раскалывалась от боли.

— Он просыпается!

— Тогда шей, а я подержу. — На его плечи и на грудь что-то надавило, крепко удерживая. Рука болела. Ужасно болела. Джезаль попытался пнуть, но его ногу охватила мучительная боль, и он не смог ей пошевелить.

— Держишь?

— Держу! Шей!

Что-то укололо его лицо. Он не думал, что может быть больнее. Как же он ошибался.

— Слезь с меня! — взревел он, но услышал только "фргхх".

Он сопротивлялся, пытался высвободиться, но его держали крепко, и от этого рука болела ещё сильнее. Боль в лице усилилась. Верхняя губа, нижняя губа, подбородок, щека. Он кричал, кричал, кричал, но ничего не слышал. Только тихое сипение. Когда он подумал уже, что голова точно взорвётся, боль неожиданно отступила.

— Готово.

Хватка ослабла, и Джезаль откинулся назад, беспомощный и дряблый, как тряпка. Его голову повернули.

— Хороший шов. Действительно хороший. Жаль тебя не было, когда штопали меня. Может, по-прежнему был бы красавчиком.

— Каким красавчиком, розовый?

— Хм. Лучше приступать к руке. Потом ещё нога останется, и всё.

— Куда ты подевал тот щит?

— Нет, — простонал Джезаль, — пожалуйста… — Из горла вырвался лишь клёкот.

Теперь он что-то видел, размытые фигуры в сумерках. Над ним склонилось лицо, уродливое лицо. Кривой изломанный нос, разорванная кожа, иссеченная шрамами. Позади виднелось тёмное лицо с длинной серовато-синей полосой от брови до подбородка. Джезаль закрыл глаза. Даже свет был болезненным.

— Хороший шов. — Рука похлопала его по лицу. — Теперь ты один из нас, парень.

Джезаль лежал, его лицо мучительно горело, и в каждую частичку тела медленно проникал ужас.

"Один из нас".

Часть II

Тот не годится для битвы, кто никогда не видел, как льется его собственная кровь, не слышал, как хрустят его зубы под ударом врага, и не чувствовал на себе тяжести тела противника.

На север

Итак, промокший насквозь Ищейка лежал ничком и пытался не шевелиться, не превратившись при этом в ледышку. Он смотрел из-за деревьев на долину, наблюдая за марширующей армией Бетода. Оттуда, где он лежал, видно было немного — только кусочек дороги над гребнем — но и этого хватало, чтобы видеть топающих карлов, раскрашенные щиты у них на спинах, кольчуги, искрившиеся от пятнышек растаявшего снега, да копья, высоко торчащие среди стволов деревьев. Шеренга за шеренгой, маршируют ровным шагом.

Они были довольно далеко, но он сильно рисковал, подобравшись даже на такое расстояние. Бетод как всегда осторожен. У него повсюду были люди — на гребнях, на вершинах, везде, где по его мнению кто-то мог заметить, что именно он собирается делать. Он послал несколько разведчиков на юг, а остальных на восток, надеясь обмануть вражеских наблюдателей, но Ищейку так просто не обхитрить. Не в этот раз. Бетод направлялся туда же, откуда пришёл. На север.

Ищейка коротко вдохнул и долго печально выдохнул. Во имя мёртвых, как же он устал. Он смотрел через сосновые ветки, как проходят крошечные фигурки. Ищейка столько лет вёл разведку для Бетода, следил для него за такими же армиями, помогал ему побеждать в сражениях, помогал ему сделаться королём, хоть в то время ему и не снилось, что такое возможно. В каком-то смысле всё изменилось. В каком-то — всё оставалось как всегда. Он по-прежнему лежит на животе в грязи, и шея затекла оттого, что приходится задирать голову. На десять лет старше, и ничуть не лучше. Он уже почти не помнил, к чему стремился раньше, но уж точно не к этому. Столько ветров пролетело, столько снега выпало, столько воды утекло. Столько сражений, столько походов, столько утрат.

Логен умер, и Форли умер, и для остальных фитилёк быстро догорает.

Из замёрзшего кустарника к нему подполз Молчун, поднялся на локтях и уставился на идущих по дороге карлов.

— Хм, — буркнул он.

— Бетод идёт на север, — прошептал Ищейка.

Молчун кивнул.

— У него повсюду разведчики, но идет он на север, это точно. Надо бы дать знать Тридубе.

Ещё один кивок.

Ищейка улегся на мокрой траве.

— Я устал.

Молчун посмотрел на него, подняв бровь.

— Столько усилий, и ради чего? Всё как всегда. На чьей мы теперь стороне? — Ищейка махнул рукой в сторону топающих по дороге людей. — Мы что, будем сражаться с ними со всеми? Когда мы отдохнем?