Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правильно говорили большевики, что врага можно было бы не только остановить, но и разбить в пух и в прах, если б не цепь предательства и измены, дезертирства и мародерства, которой меньшевики, эсеры и дашнаки опутывали советские войска. Да, немало вреда принесли они советской армии, эти меньшевики, эсеры, дашнаки, находившиеся в ее рядах, равно как и те, кто находился по ту сторону фронта. Увы, в те дни Саша еще не знал, как глубоко уходят корни предательства и измены этих внутренних врагов!..
Часто думал Саша и о Баку.
Как посмотрит он в глаза матери, в глаза Юнусу? Он обещал матери, что вернется в Баку только с победой. Он обещал Юнусу, что будет драться за двоих — за себя и за него. Многое он наобещал друзьям и себе, и вот все идет не так, как он рассчитывал и мечтал…
Апшеронцы следили за фронтовой сводкой с тревогой и душевной болью.
— Ни за что наши не отступали бы, если б им пришлось драться только с мусаватистами!
— А драться-то нашим приходится против регулярных турецких войск и немецких офицеров.
— Да и в мусаватских отрядах, говорят, артиллеристы и пулеметчики — турки, а в командном составе тоже турки и белые офицеры.
Каждый старался найти объяснение неудачам советских войск.
— Придет время — и всех этих турок, немцев, белогвардейцев и мусаватистов и в помине не будет! — успокаивающе говорил Арам, но в глубине души он сам был в тревоге: когда же наконец отступление приостановится?
Теперь Юнусу приходилось обводить красные кружки на карте черным карандашом. И он испытывал нечто вроде облегчения, когда на маленькой ветхой карте не находил названия того или иного оставленного советскими войсками пункта.
С болью душевной и тревогой следили бакинские рабочие за отступлением советских войск, возлагая все свои надежды на большевиков, на мужество и самоотверженность красноармейцев, на помощь со стороны Советской России. Но численный перевес врага и изменники в командных рядах Красной Армии делали свое дело — советские войска вынуждены были отходить на восток. К концу июля положение на фронте стало угрожающим — интервенты и мусаватисты подошли к самому Баку.
Поверье о змеях, рассказанное Газанфаром, увы, сбывалось.
Еще один враг
Запах бакинской нефти манил не только немцев и турок, но и империалистов Антанты, и в стремлении овладеть этой нефтью они хотели опередить своих конкурентов.
Еще весной командующий английским экспедиционным корпусом в Северном Иране генерал Денстервиль установил связь с бакинскими меньшевиками, эсерами и дашнаками, рассчитывая занять Баку при их содействии.
Меньшевики, эсеры и дашнаки, со своей стороны, понимали, что появление сил Антанты в Баку поведет к падению ненавистной им советской власти, власти большевиков. И теперь, используя неудачи на фронте и тяжелое продовольственное положение в тылу, они развернули агитацию за «приглашение на помощь» англичан. Агитация эта представляла тем большую опасность, что предатели проводили ее под видом борьбы против германо-турок.
Нашлось в эти дни о чем поразглагольствовать и Министрацу.
— У немцев и турок есть много аэропланов, газы… — завел он разговор среди рабочих.
Но Арам, краешком уха уловив эти слова и поняв, куда Министрац клонит, резко его оборвал:
— А ты их видел, что ли?
— Приезжал с фронта земляк, рассказывал.
— Не из второй ли роты седьмого батальона он, твой земляк? — прищурившись, спросил Арам, и все вокруг насмешливо заулыбались: рота эта, судимая ревтрибуналом за дезертирство и предательство, снискала печальную славу не только на фронте, но и в тылу.
— Из какой роты — не знаю, а что бегут все с фронта — этого уж не скрыть!
— Не бегут, а отступают с боем! — хмуро поправил Юнус: он только что внимательно прочел сводку.
— Тебе, парень, об этом, видно, известно лучше, поскольку ты торчишь в тылу! — язвительно ответил Министрац. — Впрочем, какая разница: бегут или отступают с боем?
Краска бросилась в лицо Юнусу: дождался, что даже Министрац попрекает его за то, что он остался на промысле!
На помощь Юнусу пришел Арам.
— Разница есть и даже очень большая! — сказал он. — Бегут предатели и трусы дашнаки, твои «земляки», а из-за них приходится отступать честным и храбрым нашим красноармейцам.
Министрац криво усмехнулся:
— Попробуй не отступать, когда перед тобой немцы и турки! Куда красноармейцам против них!.. Надо нам звать на помощь англичан — они вот против турок и немцев устоят!
— А ты подумал о том, что будет с советской властью, если сюда придут англичане?
Министрац равнодушно пожал плечами:
— Чему быть, того не миновать!
Вот он, оказывается, куда гнет, дашнак подлый!
— Хватит тебе мутить народ! — крикнул Арам, вспылив. — Уйди лучше отсюда подобру-поздорову, пока рабочие не намяли тебе бока!
Он и сам был непрочь намять дашнаку бока, но положение члена промыслово-заводского комитета сдерживало: такие человечки, как Министрац, только и ждут, чтоб в промыслово-заводском комитете кто-нибудь оплошал, а грязи, чтоб пачкать комитет, у них всегда найдется!
Арама поддержали:
— Заткнись, дашнак, или мы тебя в самом деле…
— Хлопочет, видно, чтобы его снова выкатили вон!
— Мы это можем сделать быстро — пусть только скажет еще одно словцо! — раздался голос из задних рядов, и к Министрацу стала протискиваться коренастая фигура Рагима.
Провожаемый свистом и громким смехом, Министрац поспешно ретировался.
— Слушай, Арам Христофорович, — сказал Юнус, когда все разошлись, — я что-то не разберусь… Дашнаки, по всему видать, за англичан, а в Армении они, я читал, помогают туркам перевозить войска на Баку. За кого же они, в конце концов? Не пойму я кое-чего и насчет меньшевиков: в Тифлисе они за немцев и турок, а здесь — за англичан. Как же теперь все это понять?
Арам презрительно усмехнулся:
— Очень просто! Где кто силен — тому эти людишки служат и прислуживают. Им все равно кому — только бы против советской власти, против Коммуны. За то им хорошо платят, предателям.
— Давить таких гадов! — завершил Юнус, сжимая кулаки. — Давить!..
А предатели между тем ходили по заводам и промыслам, проникали на пароходы и на военные корабли, выступали в казармах и на городских площадях, ратуя за «приглашение на помощь» англичан.
Они появились и на «Апшероне»: студент-эсер в сдвинутой на самый затылок фуражке, длинноволосый меньшевик и офицер-дашнак шныряли по промыслу, сговаривались с кем-то из администрации, перешептывались между собой.
Апшеронцы
