Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

— Ты что же не отвечаешь? — удивился незнакомец.

— Она с братом своим немного не в ладах, — ответил за нее Саша.

— Не в ладах? — переспросил человек в шинели и вдруг неожиданно строго добавил: — Это ты, Филиппов, во всем виноват!

— Я? — вырвалось у Саши.

— А кто же иной? Ты с ними вместе рос, дружишь и сейчас — как же ты допускаешь, что брат с сестрой не в ладах?

— Это верно, конечно, — пробормотал Саша смущенно; он бы давно помирил их, да только вот печальные события помешали — не до того!

Незнакомец уловил внимательный взгляд Баджи.

— Помиритесь — все будет хорошо! — промолвил он и потрепал Баджи по плечу. Затем, обернувшись к караульному красноармейцу, добавил: — Можете эту девушку пропускать в лагерь!..

Мужчина в шинели был уже далеко, а Баджи все смотрела ему вслед и улыбалась.

— Кто это? — прошептала она, когда незнакомец скрылся из виду.

— Это Мешади Азизбеков, губернский комиссар и заместитель комиссара внутренних дел! — ответил Саша почтительным шепотом.

Ни одного из этих слов, кроме имени, Баджи не поняла, но тем не менее с уверенностью произнесла:

— Хороший, добрый человек!..

Красный флаг еще развевался над Петровской площадью, а предатели-меньшевики, эсеры и дашнаки готовились к встрече своих долгожданных гостей — англичан.

Наконец в один из августовских дней прибыл из Северного Ирана в бакинский порт пароход с необычными пассажирами. Бакинцы высыпали на набережную.

Вот они, оказывается, какие, эти англичане, о которых последние дни столько разговоров в городе! На голове пробковые шлемы с повязанной вокруг тульи кисеей; трусики цвета хаки — вместо брюк; короткоствольные толстые ружья — вместо привычных глазу русских винтовок.

Люди, одетые побогаче, восторженно заявляли:

— Это только передовой отряд полковника Нокса. Скоро сюда прибудут большие силы с месопотамского фронта — около трехсот тысяч человек.

Еще с месяц назад такая осведомленность казалась бы подозрительной, но теперь, когда англичане, ступая по шатким сходням, высаживались на берег, уже незачем было ее скрывать.

Были среди этой группы людей и такие, которые держали язык за зубами, и только про себя с удовлетворением размышляли:

«Большевики, правда, еще в городе, на Петровской площади, но здесь, на Приморском бульваре, благодарение богу, уже находятся англичане. Англичане! Недавно казалось, что в город войдут немцы и турки, а вот вошли англичане. Что ж, беды в этом никакой нет: какая, в сущности, разница — немцы и турки или англичане? Кто угодно, только бы не большевики!..»

Но большинство горожан, пришедших на Приморский бульвар поглядеть на англичан, скептически улыбались: едва ли эта горстка короткоштанников отстоит город от германо-турок; вряд ли будут англичане драться и умирать за Баку, как дрались и умирали на фронте красноармейцы — под Геокчаем, Кюрдамиром, Шемахой; им бы в этих коротких штанах скорей гоняться за футбольным мячом, нежели воевать! А в ответ на то, что англичане союзники и друзья бакинцев и их не оставят, многозначительно и иронически соглашались:

— То-то же, что не оставят!..

В свободные часы на Петровской площади устраиваются коротенькие лекции, доклады, занятия по общеобразовательным предметам. Саша занят обучением группы неграмотных товарищей красноармейцев.

В эти часы Баджи не отходит от Саши ни на шаг, внимательно присматривается, прислушивается… Научись она грамоте, она могла бы сама читать про черкешенку и про многое, о чем пишут в книгах. Конечно, Шамси и Абдул-Фатах сказали бы, что обучаться русской грамоте, да еще среди солдат, девушке-азербайджанке незачем и непристойно. Ну и что же? Она от этого, как говорится, не похудела бы!

Буквы и чтение по складам Баджи усваивает с легкостью. Прочесть слово одним духом, как читает Саша, этого она еще не умеет, но похоже, что скоро научится. Теперь ее волнует новое — научиться писать: в умении писать Баджи видит вершину наук.

Среди домашнего хлама Баджи находит старую счетную книгу Шамси и берется за карандаш. Склонив голову набок и шевеля высунутым языком — как ни странно, это помогает! — Баджи старательно списывает, вернее срисовывает, слова и целые фразы из «Кавказского пленника». Она напряжена, на лбу у нее капли пота. Нелегкое занятие — писать! Баджи воображает себя ученой женщиной. Ана-ханум, Ругя, Фатьма в ее глазах — темные невежды. До поздней ночи корпит Баджи над старой счетной книгой Шамси. Рядом с колонкой цифр выстраиваются слова пушкинской поэмы. Баджи любуется своими каракулями. Саша ее похвалит!..

А немцы, турки и мусаватисты между тем обстреливают город.

Идя по улице, Баджи жмется к стенам домов — так теперь поступают пешеходы. Впрочем, это не всегда предохраняет: вот снаряд разбил стену, вот упал человек, обливаясь кровью. Страшно! Ноги Баджи подкашиваются, тошнота подступает к горлу.

В один из августовских дней германо-турки прорвались к окраине города. Вожаки «Диктатуры» растерялись, ее войска стали в панике отступать. Положение было критическим. Большевики с Петровской площади решили взять на себя защиту города. Ожила надежда: отстояв город от германо-турок и мусаватистов, вырвать власть из рук «Диктатуры» и вновь поднять знамя Коммуны. Шаумян предложил большевистским частям открыть огонь по наступающему врагу.

Прячась в воротах дома против площади, Баджи наблюдала, как выкатывали с пароходов на площадь уже погруженные орудия, как тащили красноармейцы снарядные ящики, как заряжали пушки. Дважды мелькнула фигура Саши.

Гремели орудия, это было страшно — еще страшнее, чем свист турецких снарядов, и все же Баджи понимала, что снаряды с площади, несущиеся над городом, грозят не ей, а тем, кто сжал город в кольцо и лишил его хлеба и воды, кто стрелял по городу, кто разлучил ее с братом. И чувство мстительной радости охватывало ее при каждом залпе. Так им и надо, этим немцам, туркам, мусаватистам! Пусть теперь земля дрожит и под ними! Пусть, обливаясь кровью, падают они замертво!

И как в дни марта — словно в ответ ее желаниям — огонь большевистских орудий нанес врагам удар, заставил их откатиться от города.

Весть об удаче дошла до каждого красноармейца. На площади запели «Интернационал». И так громко и радостно звучал он сейчас, что Баджи, сама того не замечая, стала вторить песне..

Затем Баджи пробралась на площадь. Здесь уже царило веселье. Заиграла гармонь. Тут же, среди не остывших еще орудий, красноармейцы стали петь песни и танцевать: «Русская»… «Полька»… «Яблочко»…

— Хорошо! — шепнула Баджи Саше.

Он вспомнил, что когда-то в Черном городе Баджи забавляла соседей танцами.

— Сама, что ли, хочешь потанцевать? — спросил он.

Баджи засмеялась. Он, видно, шутит над ней! Танцевать на площади перед солдатами? Да на это только последняя девка способна!