Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Студент-эсер не унимался:
— От голодной России нам ничего не получить, а англичане помогут нам хлебом и продовольствием! — Он громко выкрикнул: — Поймите же вы наконец: хлебом!
В ответ раздался возглас:
— Хлебом?
Арам узнал голос тартальщика-ардебильца и обернулся. Вот он, этот ардебилец… Его тощая фигура за последние недели вконец отощала, лицо выражало озабоченность и тоску — там, за Араксом, голодает семья, здесь, вдали от родного дома, голодает он сам.
Вслед за ардебильцем зашептались женщины в задних рядах:
— Хлебом… Хлебом!..
Шепот становился громче, перешел в глухой ропот:
— Хлеба нет уже несколько недель!
— Нет даже хорошей воды для питья!
— Дети наши болеют, немало уже поумирало!
Арам вслушивался.
Многих из этих женщин, там, в задних рядах, он хорошо знал: почти все они — жены апшеронцев; одни — со своими мужьями хаживали к нему в дом по праздничным дням или по воскресеньям отведать пирожков с крошеной бараниной и чесноком, выпить стаканчик красного вина; другие — захаживали за помощью или за советом; третьи — почти каждый день забегали к Розанне по всяческим женским хозяйским делам. В свою очередь, он сам и Розанна бывали у них и всегда видели со стороны этих женщин радушие и отзывчивость. Добрые жены, верные матери, хорошие друзья… И вот эти люди поддаются на удочку студента-эсера!
— Хлеб мы получали и будем получать тоже не от англичан! — крикнул Арам. — Вспомните, кто прислал нам хлеб из Царицына! Товарищ Сталин! Вспомните, кто прислал нам хлеб с Северного Кавказа, из Ставропольской губернии, из Терской области — несколько маршрутных поездов! Товарищ Орджоникидзе! Советская Россия и большевики — вот кто помогает нам хлебом! А ведь в самой России сейчас тяжело: фронты со всех сторон, белогвардейцы, иноземные враги, голод; рабочие Питера и Москвы получают по восьмушке хлеба на два дня! И все же делятся с нами. Прочтите в газете, что пишет нам товарищ Сталин: «Хлеб пошлем во что бы то ни стало!» А чем помогли нам этот англичанин Денстервиль и англичане, кроме того, что прислали нам своих агентов, которые мутят и обманывают наш народ?
Арам видел, что многие слушают его с горячим сочувствием, среди них Юнус, Рагим и много других славных ребят из казармы для бессемейных.
Но вместе с тем он видел и другое: там, в задних рядах, глухой ропот и беспокойное движение не прекращались. Казалось, там не хотят его слушать. Порой Арам наталкивался на холодный, а то и просто враждебный взгляд. Мелькнуло насмешливое и, как всегда, пьяное лицо инженера Кулля… Радуется! Что ж, это понятно… Но что творится сегодня с некоторыми из рабочих, с женщинами? Неужели с ними заодно и Розанна?
Арам нашел Розанну взглядом. Вот она, среди женщин в задних рядах, рядом с нею Сато. Лицо Розанны — как, впрочем, и все другие лица — осунулось. Ей сейчас тоже, конечно, не сладко: надо думать, как накормить Сато и Кнарик. Но неужели она заодно с теми, кто ждет помощи от англичан? Быть не может!.. Арам всмотрелся в Розанну. Глаза их встретились, и она сочувственно кивнула ему. Арам почувствовал прилив бодрости. Замечательная она женщина, его Розанна, настоящий друг!
Ропот в задних рядах между тем становился громче, волнение усиливалось. Вдруг резкий женский голос прорезал воздух:
— Мужчины только и знают, что политику да войну, а о том, чтоб кормить своих голодных детей и жен — не позаботятся!
Раздался другой голос:
— Может быть, англичане нам в самом деле помогут? Они, говорят, народ культурный — не чета туркам, и нас не обидят.
Кто-то громко выкрикнул:
— Надо нам звать на помощь англичан!..
Юнус стоял, стиснув зубы: он чувствовал, что еще мгновенье — и волна этих настроений увлечет за собой немалую долю собравшихся здесь людей.
Он не выдержал и сам крикнул с места:
— Долой агитацию, которая вносит рознь в нашу братскую семью и ослабляет фронт!
Его поддержали со всех сторон:
— Долой предателей, которые хотят отдать Баку англичанам!
— Да здравствует РСФСР!
— Наш город — только для Советской республики и больше ни для кого!
Один за другим выступали члены ячейки и промыслово-заводского комитета против «приглашения англичан», но в задних рядах все не унимались.
— Хлеба! — упрямо роптали там. — Хлеба!.. Англичане дадут нам его сколько угодно!
Арам, подняв руку, пытался восстановить тишину — тщетно. Пытался перекричать — тоже тщетно. Страсти разгорелись. Казалось, еще немного — и в ход пойдут кулаки. Стало ясно, что в этих условиях продолжать спор невозможно.
Арам оглядел собравшихся испытующим взглядом, словно хотел убедиться, что апшеронцы не подведут, и решился на острый ход:
— Хватит нам, товарищи, спорить! Давайте голосовать!
Студент-эсер принял вызов:
— Кто за то, чтоб пригласить англичан на помощь, получить от них вдоволь хлеба, — прошу поднять руки!
Поднялось немало рук, главным образом женских.
— А кто за то, чтобы в наш советский Баку империалистов-англичан не допускать? — крикнул Арам, едва закончился подсчет голосов. — Хлебом поможет нам Россия!
Снова поднялись руки. Арам нахмурился: на первый взгляд почти столько же рук, сколько было при вопросе студента-эсера. Но голоса подсчитали, и складки на лбу Арама разошлись: большинство!
Меньшевик, студент-эсер и офицер-дашнак сползли с трибуны, уныло побрели к выходу. Вслед им неслись насмешливые возгласы и свист.
Не в первый раз покидали подобные гости эту старую вышку-трибуну, уйдя ни с чем: так было ранней весной, незадолго до мятежа, когда мусаватисты хотели переманить на свою сторону рабочих-азербайджанцев; так было год назад во время споров с мусаватистами о присоединении промыслового района к городу; так бывало не раз и в более давние времена; так случилось оно и сейчас… Казалось, можно было торжествовать победу, но лицо Арама снова стало озабоченным и хмурым: да, здесь, на «Апшероне», предатели получили отпор, большевики победили, но все же митинг показал, что агитация предателей пустила корни. Кто знает, как пройдут митинги на других промыслах?..
Опасения Арама были справедливы.
Голод гулял по рабочим кварталам. Людей мучила жажда, возникали эпидемии — город был отрезан от источников доброкачественной воды. Гул артиллерийского огня доносился с фронта, заглушая и без того редкие теперь заводские гудки. С каждым днем все плотнее сжимали город кольцом германо-турки и банды мусаватистов. Страх возможного поражения подтачивал силы рабочих.
