Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вслед за тем началась высылка советских частей в Астрахань, но уже разоруженных, лишенных своих руководителей. Снова высыпали бакинцы на набережную, пробирались на пристани, откуда отходили пароходы с высылаемыми. Многие стремились передать на дорогу узелок с едой, многим хотелось обнять своих друзей и пожелать скорейшего возвращения с победой.
Меньшевики, эсеры, дашнаки, контрреволюционные вожаки из военного флота злорадствовали:
— Вы, смутьяны, хотели в Астрахань, в Советскую Россию? Что ж, теперь — без оружия и без ваших вождей — можете туда беспрепятственно следовать. Счастливого пути!..
Баджи металась по пристани: надо думать, что и Саша где-нибудь здесь.
Она не могла понять: почему отняли у этих людей оружие? Почему многих из них, как говорили, увели в тюрьму? Что они — воры или грабители, какие-нибудь дурные люди? Баджи вспоминала все, что видела на площади, и сама себе отвечала: нет, нет, это — хорошие люди! Они воевали и собирались еще много воевать за правду!
— Са-ша!.. — время от времени взывала она в пространство, сложив руки рупором. — Са-ша!..
Никто теперь не шутил с ней, не называл ее невестой.
— Какого еще тебе Сашу? — участливо спрашивали ее некоторые. — Саш на свете много!
— Филиппова! — восклицала она в ответ. — Красноармейца! Неужели не знаете?
Неожиданно Баджи натолкнулась на знакомого красноармейца, который хотел подарить ей колечко.
— Саша? Где Саша?.. — закричала она, схватив его за руку.
Красноармеец повел ее к одному из пароходов, готовых к отплытию.
— Должен быть здесь — ищи!..
Баджи металась по пристани вдоль борта парохода взад и вперед, стараясь найти среди пассажиров Сашу. Наконец она увидела его и тетю Марию. Они стояли на палубе, стиснутые со всех сторон.
— Тетя Мария!.. Саша!.. — закричала Баджи, и они увидели ее.
Расталкивая людей, запрудивших пристань, Баджи пробивалась к сходням. Еще мгновенье, и она будет подле тети Марии, подле Саши!.. Увы, сходни уже убраны!
— Возьмите меня с собой!.. — в тоске закричала Баджи, протягивая руки к тете Марии, к Саше, к людям на пароходе, словно готовая ухватиться за борт, но пароход со свистом выбросил пар и плавно отделился от пристани…
— Жди Юнуса, Баджи… Он придет к тебе… — донесся в ответ голос Саши. — А мы — вернемся!
Пространство между пристанью и пароходом все увеличивалось, и Баджи вдруг показалось, будто ее с неодолимой силой относит назад.
«Вернемся?..»
«Все вы так говорите, но многие из вас не возвращаются. — пришли на память слова Розанны, горькие и безнадежные.
Отплывающие запели «Интернационал».
Удивительными и дорогими казались Баджи сейчас его звуки! Каждый день пели его люди на площади, встав поутру и отходя ко сну. Пели русские, азербайджанцы, армяне — сообща, как не поют ни одну песню. Пели в радости и в печали. Вот поют и сейчас.
Все меньше становился отплывающий пароход, и все слабели и наконец замерли звуки «Интернационала», и скрылись пароходы, оставив позади себя светлые дымки, потом рассеялись и они, а Баджи все стояла на пристани и с тоской глядела на горизонт…
В сентябре турки перешли в решительное наступление. Войска «Диктатуры» и англичане, не выдержав натиска, обратились в бегство.
«Турки снова на окраине города!» — эта весть молниеносно разнеслась во все концы, достигла «Апшерона».
Долго боролся Арам против того, чтоб покинуть свой дом, но покинуть все же пришлось — состоялось решение ячейки: всем уходить в подполье.
Решение ячейки… Как печально звучали теперь эти слова! Ячейки, собственно, уже не существовало: к списку ушедших в Красную Армию, к списку погибших на фронтах прибавился новый список тех, кого беспощадно арестовывала «Диктатура» и в число которых каждую минуту мог попасть и Арам.
Решение ячейки… Ему, конечно, следовало подчиниться, но Арам хотя и ушел из дому, все же остался на «Апшероне», поселившись в заброшенной каморке в глубине казармы для бессемейных. Это новое жилище Арама представляло собой нечто вроде чулана — без окон, с низенькой дверью, скрытой от посторонних взоров ветхим паласом и койкой, которую всякий раз приходилось отодвигать, прежде чем открыть дверь.
Покидая своих домашних, Арам предупредил:
— Придется вам, родные, некоторое время со мной не встречаться… — И, разведя руками, добавил: — Конспирация!
Лицо Розанны потемнело: не впервые слышала она это слово, но теперь почувствовала особенную тревогу: седой, совсем седой ее Арам — нелегко ему будет без ее заботливой руки.
Арам понял Розанну.
— Иначе, жена, никак! — сказал он убежденно, словно забыв все то, что говорил недавно, не желая покидать дом.
Розанна не сразу нашлась, что ответить.
— Ну, раз «иначе — никак» — значит, до скорого свиданья, бессемейный! — ответила она наконец с грустной улыбкой.
Ей хотелось поцеловать Арама на прощанье — кто знает, как сложится жизнь дальше? Но она постеснялась: не жених и невеста, чтоб целоваться на людях, и только крепко пожала ему руку…
«Турки опять на окраине города!..»
Эта весть проникла и в дом Шамси.
Страшно было Баджи выходить в такое время из дому, но усидеть одной в четырех стенах невозможно. Баджи выглянула в переулок и шаг за шагом отдалилась от дома.
Город окутывала зловещая темнота. В один сплошной гул сливались грохот орудий, треск пулеметов, ружейная стрельба, вопли женщин, плач перепуганных детей. Группами и в одиночку, таща на себе жалкий скарб, люди бежали к пристаням, спеша попасть на отходящие пароходы.
Баджи хотелось плакать… Жить у тети Розанны и Арама она, глупая, сама отказалась. Тетя Мария и Саша, наверно, уже далеко за морем, там, в городе Астрахани. И вот она, Баджи, осталась одна, некуда ей идти. Когда еще придет за нею Юнус?.. Баджи устало побрела назад, заперла двери на все засовы, улеглась на подстилку.
Снова была Баджи в тесном доме старой Крепости, всеми, казалось, покинутая и одинокая, но мир, в котором она жила в последние месяцы, не уходил из ее памяти… Черкешенка… Детский сад… Площадь… И так необычна и хороша была эта жизнь по сравнению с той, какой Баджи жила прежде, что заставила сейчас усомниться: да было ли все это подлинно?.. Все исчезло, как сон, как ветром гонимые облака.
Часть пятая
Лодка с золотом
Три дня
Длинный путь прошло турецкое войско — Грузию, Армению, Азербайджан.
В пути мучили зной и жажда, голод и болезни. Офицеры жестоко карали за малейший
