Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 2 - Александр Владимирович Семенков

отношению к русским, и подозрительность русских в отношении к своим вчерашним учителям, соблазнившихся унией, – все это негативно повлияло на русско-греческие церковно-культурные связи. Хотя в течение XVI века предпринимались некоторые попытки преодолеть эту нездоровую ситуацию, все же в достигнуть значимых положительных изменений так и не удалось. А между тем, нормализация отношений между Московской митрополией и Константинопольским Патриархатом была жизненно необходима для всего православного мира. Москва, сильно оскудевшая в годы татарщины по части духовного просвещения, тем не менее, сохранила, а теперь и усиливала свой государственно-экономический потенциал. Именно усиливающееся Московское государство после падения Византии могло стать опорой для сохранения общеправославного духовно-культурного наследия и школьной традиции, если бы их удалось привить на русской почве. К сожалению, этого не произошло. В результате и греки под жесточайшим османским игом стали стремительно деградировать в культурном плане, и Москва в XVI–XVII веках не смогла наладить должным образом школьное дело и поднять на новый уровень православную богословскую культуру. Отсутствие у нас систематически-научного просвещения послужило в дальнейшем причиной появления русского раскола.

Неразумие этой политики Константинопольских (Стамбульских) патриархов было столь очевидно, что представители иных Восточных Церквей не считали необходимым следовать их курсу в отношении Руси, бесспорно ставшей отныне самым мощным оплотом Православия в мире. Одним из первых это понял Иерусалимский патриарх Иоаким, который в 1464 году решил лично посетить Москву. И хотя поездка так и не состоялась, Иоаким впоследствии прислал Иоанну III грамоту, которой прощал и отменял церковное запрещение, наложенное на Русь Константинополем. Есть мнение, что это было сделано не без молчаливого согласия Константинопольской Патриархии, которая без урона своему престижу все же стремилась хотя бы частично разорвать тот порочный круг, который образовался после разрыва отношений между Константинополем и Москвой. Не считаться с независимой Русской Церковью Восток просто не мог: Русь отныне заняла в православном мире совершенно исключительное место духовного лидера, реально восприняв на себя то служение, которое прежде несла Византия.

Когда в 1556 году в Москву пришел от КП патриарха Дионисия за милостыней Иоасаф митрополит Евгриппский, то царь Иван IV захотел получить, пользуясь представившимся случаем, от самого КП патриарха, кроме его комплиментов «святому царству», еще и формальное подтверждение его венчания на царство митрополитом Макарием. В ответ греческий иерарх написал в Москву, что венчание на царство, совершенное митрополитом Макарием, «не крепоствует», что по закону не могут совершать его не только митрополит, но и другие патриархи, кроме Римского и Константинопольского. Поэтому патриарх посылает в Москву своего особого экзарха-митрополита, «да совершит он божественное таинство и благословит государя-царя как бы от лица Патриарха, имея власть творить всякое начало священства невозбранно, как экзарх патриарший истинный и соборный». Но на это уничижение московский царь не пошел и отослал в 1557 году вместе с экзархом Иоасафом в КП своего посла, архимандрита Феодорита, с богатой милостыней и настойчивым ходатайством простого признания. В результате, после некоторых проволочек, уже преемник Дионисия, Иоасаф II, в 1562 году прислал соборную грамоту, которая разрешает царю Ивану Грозному «быти и зватися царем законно и благочестно»; «царем и государем православных христиан всей вселенной от востока до запада и до океана» с поминанием его на востоке в святых дептихах: «да будеши ты между царями как равноапостольный и славный Константин». Так бедность и милостыня сделали свое дело: засыпали канонический ров между Цареградом и Москвой, формально длившийся 83 года (1479-1562).

70.5. Отношение к Римской Церкви

Если новая религия отгородила русских от мира азиатского, нехристианского, однако она воздвигла и неодолимую стену между православной Россией и католическим Западом. Хотя в пору Владимира Св. христианская церковь формально еще не раскололась на Восточную и Западную (это совершилось в 1054 году), но путь к расколу уже обозначился: обе церкви к этому времени сложились как два особых и враждебных один другому мира; римский первосвященник уже поставил вопрос о примате и в сфере церковной, и в сфере мирской жизни, что неизбежно вырывало глубокую пропасть между Римом и Константинополем.

«Итак, проследив экспансию православия и сопоставив этот процесс с аналогичными процессами из истории западного общества, мы прояснили вопрос, каким образом и почему эллинское общество стало "отцом" двух "сыновей". Другими словами, дифференциация западного и православного христианства породила два различных общества. Из одной куколки – католической церкви образовалось два самостоятельных организма: римско-католическая церковь и православная церковь. Схизма продолжалась в течение трех веков и привела к трем разрушительным кризисам. Первый кризис, разразившийся в VIII в., представлял собой конфликт между иконоборцами и папой по вопросу об обряде – конфликт, завершившийся возрождением постулатов Римской империи в православном христианстве Львом Исаврийцем. Аналогичная попытка эвокации призрака Римской империи, предпринятая незадолго до этого Карлом Великим, закончилась неудачей. Второй кризис – это конфликт IX в. между вселенским патриархом Константинополя и папой по вопросу о церковном авторитете – конфликт, столь драматично сказавшийся на судьбе патриарха Фотия и вызвавший глубокий раскол между иерархиями Рима и Константинополя, соперничавшими за сферы влияния в Юго-Восточной Европе. Третий кризис привел к окончательному разрыву между двумя иерархиями, что случилось в XI в. Догматический вопрос, вокруг которого разгорелись страсти, не был чисто богословским вопросом, он тесно увязывался современниками с политической борьбой»21.

Восточная Церковь окрепла под покровительством светской власти и привыкла видеть в ней выражение божественной воли; авторитет же римских пап вырос независимо от нее. Постепенно папы привыкли держать себя самостоятельно, а в тех случаях, когда находили действия и предписания византийских государей несправедливыми (например, в деле иконоборчества), прямо отказывали им в повиновении.

Другая черта, резко отделявшая Восточную Церковь от Западной – рознь религиозная. Западный догмат filioque на Востоке не признавался; к причастию под обоими видами здесь допускали не одно духовенство, но и мирян. Многие обряды церковные тоже сложились различно: запричастный хлеб для проскомидии на Востоке готовился квасный, на Западе – употреблялись опресноки. Иконостас в Восточных Церквах; орган при богослужении в западных; форма построения храмов (латинский и греческий крест) – все это уже тогда довольно заметно обособило «православного» от «католика», полемическая же литература усиленно питала эту обособленность.

Таким образом, дух неприязни, взаимного недоверия и вражды уже тогда охватил обе Церкви, и христианство пришло в Древнюю Русь со взглядом на Западную Церковь, как на «латинскую», т. е. нечистую и полную заблуждений. Русские люди стали воспитываться в отчуждении и ненависти к Западной Церкви и ко всему тому, что с ней было связано, приравнивать латинство к «поганому» язычеству. Такая нетерпимость сделала невозможным влияние западной образованности в