Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

что такое дом, и упиться сном. И вдруг тебя заставляют ехать в полупустую школу, ходить по мертвым кабинетам, работать с документами и журналами, посещать многочасовые бессмысленные собрания с такими же измученными педагогами. А еще у нас неравные шансы. Не все мои коллеги таскают под диафрагмой маленького человека».

Ей так и не удалось посетить врача. Из-за сотни проверок ее хотя бы раз в день вызывали в школу.

Она миновала вахтера и, как через волну, прошла сквозь звук из динамика. Монгол вертел отверткой, разложив на столе детали разобранного радио, которое неизвестно как продолжало работать.

– Привет, Фаина Рудольфовна! Осторожнее на ступеньках, золотая.

«Вечно довольная физиономия, – успела она подумать. – Как у сытого кота».

На третьем этаже она остановилась, чтобы отдышаться.

Учительница миновала еще один лестничный пролет. У самого входа в актовый зал она наткнулась на директора и завуча. Они неторопливо обсуждали что-то, когда их внимание привлекли шаги учительницы истории. Фаина выругалась про себя.

– Опять опаздываем на конференцию, Фаина Рудольфовна, – монотонно произнесла Мария Львовна. – Для кого мы их проводим? Не понимаю.

«Уж точно не для меня».

– Фаиночка, ну всех же заранее предупреждали, – добавила Маргарита Генриховна менторским тоном, в который подмешивались нотки материнского беспокойства.

Фаина слышала, что беременные женщины, переживая сильнейшие колебания настроения, способны на убийство. И суд, учитывая это обстоятельство, даже смягчает приговор.

– Ох, ну простите…

«Что-то вы и сами не торопитесь».

Фаина вошла в полный зал.

Место было только в передних рядах, и она вынуждена была, согнувшись, пробежать перед сценой. Наконец она села и только тогда смогла вникнуть в то, о чем рассказывал выступающий.

Сегодня многим поручили делать доклады, в которых обязательно должны были звучать слова «инновации», «аннотации», «аттестации» и тому подобные, но докладчик, видимо, решил поднять какую-то болезненную для него тему. Он делился личным опытом и наблюдениями, у него не было даже заранее подготовленной презентации, только листок с текстом. Слушать его было непривычно, потому что он назойливо пытался донести залу какую-то волнующую мысль, а принято было прочитать доклад и уходить. Фаина сощурила глаза и узнала в докладчике Кирилла Петровича. Он говорил серьезным до смешного голосом:

«…Я стараюсь смотреть на эту проблему исходя из того образования, которое имею. Мне приходилось много работать с разными формами стресса – обездвиживание одна из самых травмирующих форм.

И вот ученики сидят перед нами, и им, особенно младшим, спустя пару часов приходится бороться с одним из тяжелейших стрессов – невозможностью свободно передвигаться по классу.

Кроме того, в детях живет игра, требующая выхода всех физических и эмоциональных сил. Это не просто баловство. Животные всех видов, играя, тренируются, чтобы научиться охотиться и спасаться от хищников, чтобы развить свое тело в упражнениях и ориентировочную реакцию, чтобы наконец научиться общаться с представителями своего вида.

Итак, почему дети не могут долго слушать? Первая причина…»

Фаина не услышала первой причины, она оглянулась на шум и увидела, что в углу сидит группа директоров из разных школ, они передавали друг другу планшет с фотографиями какого-то совместного выезда. Просмотр вызвал у них очередной взрыв смеха.

«Они пришли сюда, чтобы отсидеть рабочие часы!» – с возмущением подумала учительница истории, вдруг забыв, что и она пришла с той же целью.

А голос все продолжал говорить:

«…поэтому я даю ученикам время, чтобы размяться, и даже специальные задания с передвижениями по классу.

Теперь о звуке. Человек способен различать только один смысловой канал, то есть когда нам говорят двое разом, мы слушаем или одного, или другого. Как сделать так, чтобы основным каналом хотя бы пятьдесят процентов от урока был голос учителя? Нужно…»

Фаина снова отвлеклась на чей-то свистящий шепот, повернула голову и узнала двух своих коллег: Александра Александровна что-то шептала подруге. «Наверное, опять говорит про театр…» – со скукой подумала Фаина. Она только и слышала от Александры Александровны про новые постановки. При упоминании незнакомых имен режиссеров, которыми восторгалась ее коллега, Фаина обычно кивала.

Озеров говорил сквозь гул:

«…просто-напросто им нужно научиться слушать тишину, надо показать им, что каждый отдельный звук имеет смысл, тогда они полюбят его. Звук проезжающих машин, если закрыть глаза, напоминает отдаленный шум моря, поезд в подземке, двигающийся со станции, – кофейный аппарат…»

«Как же хочется кофе», – подумала вдруг Фаина Рудольфовна и завертелась на своем месте.

Кирилл Петрович совсем не замечал, что его слушают два-три человека:

«…мы иногда все вместе устраиваем несколько минут тишины и считаем, сколько каналов они слышат вокруг себя. И с удивлением находим десятки звуков, о которых не догадывались: как тикают часы или жужжит лампа, как далеко за окном кричит птица или в соседнем классе мелом пишут по доске. Теперь об особенностях детского мозга…»

Фаина Рудольфовна глядела на докладчика словно через пелену.

«Ты молод, – думала она, – скоро эта горячка пройдет, и ты перестанешь экспериментировать на своих уроках». Фаина вспомнила, что нечто подобное пробовала когда-то и сама: придумать способ заставить учеников слушать – достойная цель, но теперь она так устала, что больше не хочет никаких экспериментов.

А докладчик все продолжал:

«… чтобы вам стало понятнее, я сравню мозг ребенка с горящей лампой, из которой льется рассеянный свет. Этот свет – их внимание, оно одновременно распространяется на все предметы вокруг. Знакомая картина?

Мозг взрослого человека – это скорее прожектор, который уже научился освещать направленным светом интересующий его в данный момент предмет. Но мы потеряли кое-что важное, став взрослыми, – восприятие мира как единого целого. За обособление себя от окружающих отвечает левое, “рациональное” полушарие…»

Женщина, руководившая продолжительностью выступлений, обеспокоенно взглянула на часы.

«Он решил провести для нас урок», – подумала Фаина, скривив губы, однако не без интереса слушая то, о