Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в действительности я была слишком бедна, чтобы носить украшения. И я перестала быть красивой. Мое лицо распухло, губы побледнели, а талия стала мягкой, как рыбье брюхо. Ни одно из платьев мне не подошло, поэтому, надев старую серую тунику, я вышла из дома без мебели в пустой двор без слуг. Я выглядела как женщина, идущая на рынок за рыбой.
Держа в руках красную шелковую вуаль, я начала пересекать двор. Во дворе стояла тишина, земля все еще была влажной после вчерашнего дождя. Ни музыкантов, ни фейерверков, ни паланкина, ни Синмэя, ни родственников. Пэйю и ее дети все еще спали. Рядом с фонтаном стоял «бьюик» Ченга.
Мои ноги дрожали, я задыхалась и нервничала, но мне не стоило. Ченг стал бы хорошим мужем. У нас было бы столько детей, сколько захотела бы его мать, и мы собирались жить в его огромном особняке с лошадьми, птицами и садами. Я могла играть в маджонг, спать до обеда и ругать слуг всякий раз, когда мне становилось скучно.
Я накинула на голову красную вуаль. Мир изменился. Воздух колебался, как красная ширма, а лужа у моих ног всколыхнулась, как коктейль Сассуна. И все же у меня перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось. За красной бахромой, за фонтаном, за каменными львами стоял Эрнест, одетый в традиционную красную китайскую свадебную тунику, с большим красным бантом на груди. Его вьющиеся волосы были уложены в виде драгоценной короны, его улыбка сияла, как сладкий мед, а глаза горели обещанием.
«Больше нет».
Я взяла руку Ченга.
Глава 69
Осень 1980
Отель «Мир»
Мисс Сореби складывает две страницы вместе, как молитвенник, и осторожно закладывает между ними указательный палец. Она долгое время ничего не говорила после того, как я закончила свой рассказ.
Я готова к ее вопросам, но нервничаю. Прибывает наша еда, спасая меня. Креветки с чесноком, приправленные перцем. Тушеная курица с женьшенем и финиками. Обжаренная брокколи с ломтиками миндаля. Рыба, обжаренная во фритюре, с красным соусом чили. Восемь видов экзотических грибов, приготовленных в глиняном горшочке. Маринованная куриная грудка. Клецки с креветками в полупрозрачном тесте из тапиоковой муки. Никаких куриных ножек, которые напугали бы ее, или целой рыбы с головой или костями, которыми она могла подавиться бы.
Еда – это безопасная тема. Я беру палочки для еды и призываю ее приступить к еде.
– Вы знаете, как пользоваться палочками для еды?
Она кивает, ее яркие глаза, словно фары в тумане, избегают моего взгляда. Я волнуюсь.
– Мисс Сореби? Сколько вам лет?
– Тридцать пять.
– Родились в сорок пятом году, понятно. У вас есть дети?
– Да, у меня есть сын. Бен. Ему девять.
– У вас есть его фотография? Могу я взглянуть?
– Я не хочу утомлять вас, мисс Шао.
– Не разочаровывайте старую женщину, умоляю вас. Я люблю детей. Моя племянница слушается меня во всем, за исключением того, что она отказывается выходить замуж и заводить детей.
Мисс Сореби достает фотографию из своего бумажника.
– Она была сделана прошлым летом в Техасе.
Бен в синих плавках с изображением акул плещется в детском бассейне.
– Он очарователен. Какой у него любимый вид спорта? Плавание? Футбол? – Я возвращаю ей фотографию.
– Верховая езда.
– Это необычный вид спорта.
– Только не в Техасе. Он там вырос. Но хватит о моем ребенке. Я не хочу надоедать вам. Вы так много рассказали мне о своем прошлом, и это ценный материал для работы.
Пришло время.
– Итак, я рассказала вам, что отдала свою дочь. Вы собираетесь включить это в документальный фильм?
На самом деле, я знаю, что она так и сделает, но я пытаюсь выяснить, в каком виде она это изложит. Если она напишет так, как я призналась, люди поймут мою боль, но если она настроена против меня, то моя репутация, как бессердечной матери, будет практически увековечена.
Она опускает палочки для еды, на ее лице появляется огорчение – или это отвращение?
– Я могу пообещать только то, что не буду судить вас, мисс Шао. Для меня это немыслимо, но я слышала, что подобные вещи довольно распространены в Китае. Это печально.
Мне не дает покоя чувство привилегированности и высокомерия в ее голосе – той, которая выросла в Америке. Но что я могу сказать, будучи тем, кого судят? Никакие пожертвования, сделанные мной храмам в течение последних десятилетий, не могут смыть мой грех.
– Я слышала о смерти Мириам от шанхайских евреев, и, признаюсь, это было очень трудно понять. Каждый рассказывал мне свою версию. Одни говорили, что она умерла от болезни, другие – что ее застрелили во время потасовки, третьи считали, что вы привели туда японцев. Теперь я понимаю, как это произошло на самом деле. Ваш рассказ очень помог, мисс Шао.
Я киваю и открываю рот. Мне нужно сказать ей что-то чрезвычайно важное, но я не могу собраться с духом.
– Мисс Шао?
– Да? – Стены вокруг меня сужаются. Принимала ли я сегодня свои лекарства?
– Вы в порядке? Не хотите ли выпить немного воды?
– Да, было бы неплохо. На чем мы остановились?
Глава 70
Февраль 1943
Эрнест
Мистер Биткер был прав. Война продолжалась, и ссуда мисс Марголис закончилась к октябрю прошлого года. С тех пор в течение четырех месяцев Эрнест поддерживал беженцев на свои собственные деньги. Он даже пошел дальше и заменил старый бойлер в общежитии на новый, чтобы кухня работала более эффективно и обеспечивала столь необходимой горячей водой всех проживающих там. Без благотворительной миссии мисс Марголис он был единственным человеком в Шанхае, который заботился о нуждающихся беженцах, и планировал как можно дольше продолжать делать это, чего бы это ему ни стоило.
Мириам. Что, если бы она была жива? Она была бы счастлива работать в пекарне, счастлива видеть, как он заботится о своих людях. Что, если бы он позволил ей уехать с мистером Блэкстоуном? Она бы училась в Вассарском колледже. Она была бы жива.
* * *
Эрнест поставил кувшин с пильзенским пивом
