Незнакомцы - Дин Кунц

Спускаясь по лестнице к машине, мать Жоржи задержалась и негромко, так, чтобы не слышала Марси, сказала:

— Она просто хочет показать нам, что обижена и расстроена. Она не понимает, почему от вас ушел папа. Ей сейчас нужно много внимания и много любви. Вот и все.

Но Жоржа знала, что дело обстоит гораздо хуже. Она не сомневалась, что Марси переживает из-за отца, оскорблена его уходом, но помимо этого ее грызет и нечто иное, неподвластное здравому смыслу и оттого пугающее.

Вскоре после отъезда дедушки и бабушки Марси вновь начала играть в «Маленького доктора», проявляя прежнюю возбужденность, и даже захотела взять набор в постель, когда пришло время укладываться спать. Сейчас одни инструменты валялись рядом с кроватью на полу, другие лежали на тумбочке. А в темной спальне девочка, похныкивая, бормотала во сне о докторах, сестрах и иголках.

Жоржа не смогла бы уснуть, будь Марси даже совершенно спокойна в эту ночь: тревога вызывает бессонницу куда эффективней, чем дюжина чашек кофе. И раз уж ей все равно не спалось, она напряженно вслушивалась в каждое произнесенное дочерью слово, надеясь услышать нечто такое, что помогло бы понять источник смятения девочки, а врачу — установить диагноз. После двух ночи Марси начала бормотать нечто совершенно новое, отличное от того, что она говорила раньше. Вдруг она резко перевернулась с живота на спину, отчаянно работая ручками и ножками, судорожно вздохнула и застыла. Потом тихонько, голосом, полным удивления и страха, затянула:

— Луна, луна, луна, луна, луна, луна...

Жоржа содрогнулась: то явно не было бессмысленным бормотанием спящего человечка.

Чикаго, Иллинойс

Брендан Кронин тихо спал под теплым одеялом и пледом, чему-то улыбаясь во сне. За окном зимний ветер раскачивал гигантскую сосну, выводил затейливые мелодии в водосточных трубах, громыхал кровлей и стонал под карнизом. Казалось, природа продувает ночь огромными механическими мехами. И, словно бы в такт порывам ветра, Брендан вдруг начал повторять во сне:

— Луна... Луна... Луна... Луна...

Лагуна-Бич, Калифорния

— Луна! Луна!

Доминик Корвейсис проснулся от собственного жуткого крика и боли в правой кисти. Он стоял на четвереньках в темноте возле кровати, отчаянно пытаясь высвободиться от чего-то вцепившегося в его руку. Наконец сонная одурь прошла, и он осознал, что его держит не что иное, как веревка, которой он сам же себя и привязал к спинке кровати.

Тяжело дыша, он нащупал выключатель и, щелкнув им, зажмурился от неожиданно яркого света, ударившего в глаза. С одного взгляда на сдерживающую его веревку ему стало ясно, что он умудрился развязать один из четырех узлов и слегка ослабить второй, прежде чем терпение его лопнуло и он принялся лихорадочно, как это и случалось обычно во время его сомнамбулических блужданий, тянуть и дергать веревку, стремясь во что бы то ни стало освободиться.

Доминик встал с пола и, откинув смятые простыни, сел на край кровати.

Он ничего не мог вспомнить из того, что ему снилось. Тем не менее он знал, что это был не один из предыдущих кошмарных снов, а совершенно новый, необычный, не менее страшный, только иного качества.

И выкрики, разбудившие его, были настолько назойливо-настойчивыми, настолько паническими, что он и сейчас словно бы слышал их наяву: «Луна! Луна!» Он вздрогнул и обхватил голову руками.

Луна. Что бы это могло значить?

Бостон, Массачусетс

Джинджер с пронзительным криком села в своей постели.

Лавиния, экономка Ханнаби, с тревогой сказала:

— Извините, доктор Вайс, я не хотела вас испугать. Но вам снился какой-то кошмар.

— Кошмар? — Джинджер совершенно не помнила, что ей снилось.

— О да! — подтвердила Лавиния. — И действительно страшный, судя по тому, как вы кричали. Я проходила по коридору и услышала. Сперва я хотела тотчас же войти, но потом подумала, что вы, видимо, спите, и не захотела вас будить. Но вы продолжали кричать, выкрикивая это слово снова и снова, и я решилась вас разбудить.

— Я кричала? И что же я кричала? — заморгала удивленно Джинджер.

— Вы кричали: «Луна! Луна! Луна!» — и таким испуганным голосом...

— Я ничего не помню.

— Луна! — заверила ее Лавиния. — Вы все время выкрикивали только одно это слово, да еще таким жутким голосом, что я было подумала, не убивают ли вас.

Часть II

Время открытий

Мужество — не в отсутствии страха, а в умении сопротивляться ему и совладать с ним.

В чем жизни быстротечной соль?

Зачем страданья нам и боль?

Как мы попали в мир земной?

Кому обязаны судьбой?

Сомнений тяжких хоровод

День омрачает, сон крадет.

Приди же, откровенья свет,

И грез людских раскрой секрет!

Друг вполне может быть причислен к шедеврам природы.

Глава 4

26 декабря — 1 января

1

Бостон, Массачусетс

С 27 декабря по 5 января доктор Джинджер Вайс шесть раз побывала в квартире Пабло Джексона, и во время последнего визита он с помощью гипноза осторожно попробовал проникнуть за «Блокаду Азраила».

Всякий раз, когда Джинджер появлялась у двери старого фокусника, она казалась ему все более прекрасной и, конечно же, более обворожительной, умной и решительной. Именно такой он хотел бы видеть свою дочь. Джинджер разбудила в Пабло доселе не испытанные им отцовские чувства, теперь он просто не мог не защитить ее.

Он рассказал ей почти все, что узнал от Александра Кристофсона на рождественской вечеринке, но она не желала верить, что на ее память воздействовали какие-то неизвестные люди.

— Это звучит очень странно, — пожала плечами она. — Такие вещи не происходят с обычными людьми вроде меня, обывательницы из Бруклина. Я не замешана ни в каких международных интригах.

Единственное, о чем умолчал Пабло, было предупреждение отставного разведчика держаться от Джинджер подальше; знай она, что ему грозит опасность, она наверняка отказалась бы от его помощи, а ему этого не хотелось. Напротив, Пабло стремился стать частью ее жизни, заботиться о ней.

К их встрече 27 декабря Пабло приготовил кише и салат.

— Я никогда не имела никакого отношения к военным секретам или разработкам в области обороны. Среди моих знакомых нет иностранных агентов! — повторяла Джинджер, с аппетитом уплетая ужин. — Это просто нелепо!

— Не исключено, что вы столкнулись с чем-то не подлежащим огласке совершенно случайно, — возражал ей Пабло, — в самом обычном месте, но не в самое удачное время.