Незнакомцы - Дин Кунц

Чикаго, Иллинойс

Отец Стефан Вайцежик, человек неробкого десятка, не раз приходивший на помощь другим священникам, не привык к поражениям и встретил его, нужно признать, во всеоружии.

— Как же ты смеешь не верить после всего, что я тебе рассказал? — несколько обескураженно вопрошал он.

— Отец Стефан, мне очень жаль, — отвечал Брендан Кронин. — Но по сравнению со вчерашним днем мое отношение к существованию Бога ничуть не изменилось.

Разговор происходил в спальне на втором этаже уютного дома из красного кирпича, принадлежавшего родителям Брендана: здесь, в тихом ирландском квартале Бриджпорт, молодой священник отдыхал по указанию отца Вайцежика после перестрелки в кафетерии. Брендан в белой сорочке и серых слаксах сидел на краешке двуспальной кровати, устланной довольно потертым желтым плюшевым покрывалом. Уязвленный упрямством своего помощника, отец Стефан беспрерывно ходил взад-вперед по комнате, от трюмо к комоду, от окна к кровати и снова к трюмо, словно пытался убежать от чувства досады на самого себя за свое поражение.

— Сегодня вечером я беседовал с безбожником, почти уверовавшим в Бога после невероятного исцеления Толка. Но на тебя даже это не производит впечатления!

— Я рад за доктора Зоннефорда, — кротко отвечал Брендан, — но его возродившаяся вера не воспламеняет ту, что угасла во мне.

Это нежелание должным образом воспринять недавние чудесные события было не единственной причиной раздражения отца Вайцежика: его выводило из себя и умиротворенное настроение молодого священника. Если уж у него не появлялось желания вновь уверовать в Господа, то ему по крайней мере следовало бы убиваться и страдать по поводу утраты веры. Вместо этого Брендан, похоже, совершенно не унывал в связи со своим жалким душевным состоянием, а, напротив, по сравнению с предыдущей их встречей разительно переменился, обретя непоколебимое спокойствие.

— Именно ты, Брендан, исцелил Эмми Халбург и Уинтона Толка, — настойчиво продолжал приводить свои доводы отец Стефан. — Да, именно ты, силой стигматов на твоих ладонях — стигматов, посланных тебе Богом как знак.

Брендан взглянул на ладони, теперь не отмеченные никаким особым знаком, и все так же кротко ответил:

— Я полагаю, что каким-то образом действительно излечил и Эмми, и Уинтона. Но не силой Бога, действовавшего через меня.

— Кто же, как не Господь, мог даровать тебе силу исцелять людей?

— Этого я не знаю. Но через меня действовал не Бог. Я не ощущаю божественного присутствия, святой отец.

— Боже мой, какие еще доказательства Его присутствия тебе нужны? Может, Ему следует лично явиться к тебе со своим жезлом правосудия, со всеми архангелами и представиться?

Брендан улыбнулся и пожал плечами:

— Святой отец, я понимаю, что эти удивительные события трудно объяснить иначе, как с позиции религии, однако не могу избавиться от чувства, что за всем этим стоит нечто большее, обладающее большей силой, чем Бог.

— И что же это? — с вызовом спросил отец Стефан.

— Я не знаю. Нечто чрезвычайно значительное, удивительное и величественное... но не Бог. Вот вы говорили, что те кольца — стигматы. Но если бы на самом деле это было так, почему бы им не проявиться в форме, характерной для христианской символики? Почему кольца? Какая здесь связь с посланием Христа?

Когда три недели назад Брендан начал курс нетрадиционной психотерапии в больнице Святого Иосифа, он так был подавлен утратой веры, что стал быстро худеть. Сейчас же он перестал терять вес и, хотя и весил на тридцать фунтов меньше, чем обычно, уже не казался изможденным и замученным, как после своей шокирующей выходки во время мессы 1 декабря. Вопреки духовному падению, его лицо лоснилось, а в глазах вновь появился былой блеск.

— Ты чувствуешь себя великолепно, не так ли? — спросил отец Стефан.

— Да, хотя и не понимаю почему.

— И твою душу больше ничто не тревожит?

— Ничто.

— Несмотря на то, что ты так и не нашел пути к Богу?

— Увы, — признал Брендан. — Возможно, это как-то связано со сном, который приснился мне прошлой ночью.

— Снова черные перчатки?

— Нет, они мне пока не снятся. Прошлой ночью я гулял во сне в каком-то месте, наполненном прекрасным золотистым сиянием, настолько ярким, что я ничего вокруг себя не мог различить, но при этом у меня совершенно не болели глаза. — В голосе кюре появилась особая, почти благоговейная интонация. — Во сне я все шел и шел, не ведая, где я, и не понимая, куда иду, но предчувствуя встречу с чем-то необычайно значительным и невообразимо прекрасным. Я не просто сам приближался к этому предмету или явлению, меня влекло туда, влекло настолько властно, что, казалось, этот безмолвный зов сотрясает меня. Сердце мое готово было выскочить из груди, и мне было страшно, правда, совсем чуть-чуть. И то был вовсе не дурной страх, святой отец, вовсе нет. Я просто с замирающим сердцем шел сквозь золотистый свет к чему-то изумительному, чего я не видел, но ощущал.

Завороженный проникновенным голосом Брендана, отец Вайцежик даже присел на край кровати.

— Это, несомненно, видение, обращение к тебе во сне Бога. Он зовет тебя назад к вере, призывает вернуться к несению службы.

— Нет! — затряс головой Брендан. — Нет. В этом сне не было ничего религиозного, ни малейшего намека на божественное присутствие. Иного рода трепет наполнял меня, радость, отличная от радости служения Господу или веры в Него. Я четырежды пробуждался за эту ночь, каждый раз на моих ладонях были круги. И каждый раз, засыпая, я снова видел тот же сон. Происходит нечто чрезвычайно необычное и важное, святой отец, и я участвую в этом. Но, что бы то ни было, ни моя прежняя вера, ни опыт, ни знания не готовили меня к этому.

«Не был ли то призыв дьявола? — подумалось вдруг отцу Вайцежику. — Возможно, сатана, узнав о том, что душа священника в опасности, одел свой омерзительный облик в обманчиво привлекательный золотистый свет, дабы сбить молодого служителя Господа с истинного пути».

Не отступаясь от своего твердого намерения вернуть кюре в лоно церкви, но лишь временно терпя поражение, отец Стефан Вайцежик решил объявить перемирие, а потому сказал:

— Итак, что же теперь? Ты не готов надеть свой католический воротничок и вернуться к выполнению своей миссии. Следует ли мне понимать это так, что пора связаться с Ли Келлогом, иллинойским архиепископом, и попросить его утвердить проведение психиатрической экспертизы? Ты этого хочешь?

— Нет, — улыбнулся Брендан. — Мне уже не кажется, что в этом будет какой-то прок. Если вы не возражаете, я хотел бы вернуться в свою комнату при церкви и подождать там, как будут развиваться события дальше. Конечно, как разуверившийся священник я уже не могу выслушивать исповеди или служить мессу. Но зато я вполне могу хоть что-то делать, например, помогать вам с документацией.