Незнакомцы - Дин Кунц

— Не исключено, что вы столкнулись с чем-то не подлежащим огласке совершенно случайно, — возражал ей Пабло, — в самом обычном месте, но не в самое удачное время.

— Но послушайте, Пабло, если мне промыли мозги, на это ушло определенное время. Меня нужно было где-то содержать под охраной. Верно?

— Мне думается, на это ушло несколько дней, — согласился Пабло.

— В таком случае вы наверняка заблуждаетесь! — обрадовалась Джинджер. — Насколько я понимаю, блокировав память об увиденном, эти люди должны были бы заглушить и память о месте происшествия. Но тогда в моем прошлом возникло бы окно, разрыв во времени, в течение которого я подвергалась промывке мозгов.

— Ничего подобного! — воскликнул Пабло. — Они могли заполнить этот промежуток ложными воспоминаниями, а вы даже не догадываетесь об этом.

— Боже мой, в самом деле? Они и это могут? — изумилась она.

— Я надеюсь распознать эти ложные воспоминания, — успокоил Джинджер старик. — Для этого мне придется исподволь возвращать вас к минувшим событиям, день за днем, неделя за неделей, до тех пор, пока я не наткнусь на ложные данные. Полагаю, мне не составит особого труда определить их, поскольку им будет не хватать подробностей, мелких штришков, характерных для подлинных воспоминаний. Действуя по этой схеме, мы рано или поздно наткнемся на два-три дня, запомнившиеся вам лишь в общем, и таким образом вычленим источник проблемы, потому что это и будут как раз те дни, в течение которых вы находились в руках этих людей.

— Дошло! — восторженно воскликнула Джинджер. — Я, кажется, начинаю вас понимать. Первый день смазанных воспоминаний будет тем самым днем, когда я увидела нечто, чего мне видеть не следовало! А последний такой день будет днем, когда они закончили промывать мне мозги. В это чрезвычайно трудно поверить... Но, если мне действительно имплантировали эту блокаду памяти, а все мои неприятности — следствие бунта подавленных воспоминаний, тогда у меня нет никакого психического расстройства и есть шанс вновь вернуться к медицине. Нужно лишь докопаться до этих воспоминаний, вытащить их на свет божий, и все встанет на свои места.

Пабло сжал ее руку.

— Именно так оно и будет, я в этом уверен. Но все это далеко не просто, каждый раз, когда я буду наталкиваться на блокаду, вы, возможно, будете впадать в обморочное состояние, если не хуже... Я постараюсь быть очень и очень осторожным, но риск остается.

Первые два сеанса гипноза, во время которых они сидели в больших креслах у окна, состоялись 27 и 29 декабря и продолжались по четыре часа. Пабло восстановил день за днем последние девять месяцев, но не обнаружил признаков внедренных воспоминаний.

В воскресенье, 29-го, Джинджер предложила, чтобы Пабло задал ей несколько вопросов относительно Доминика Корвейсиса, писателя, чей портрет произвел на нее странное впечатление. Когда Пабло, погрузив ее в гипнотический сон, спросил, не встречалась ли она когда-нибудь с Корвейсисом, то услышал: «Да». Пабло попытался уточнить, при каких обстоятельствах произошла их встреча, но не получил вразумительного ответа. Наконец Джинджер сказала:

— Он швырнул мне в лицо соль.

— Корвейсис швырнул вам в лицо соль? — удивился Пабло. — Зачем?

— Не могу точно вспомнить.

— Где это случилось?

Джинджер насупилась, а когда он начал задавать новые вопросы, впала в кому. Пабло едва успел вернуть ее из этого состояния, заверив, что больше не будет спрашивать о Корвейсисе.

Стало абсолютно ясно, что эта встреча действительно имела место, но каким-то образом изъята из памяти Джинджер.

Во время следующих двух сеансов, состоявшихся 30 декабря и 1 января, Пабло восстановил события еще восьми месяцев жизни Джинджер, вплоть до конца июля позапрошлого года, однако так и не выявил ложных или сомнительных фактов, указывающих на постороннее вмешательство.

В четверг 2 января Джинджер попросила Пабло спросить ее о сне, который она видела предыдущей ночью: уже в четвертый раз после Рождества она кричала во сне слово «луна», причем настолько громко, что разбудила весь дом.

— Мне кажется, этот сон связан со временем и местом украденного из моей памяти события, — предположила она. — Может быть, под гипнозом я что-нибудь вспомню.

Однако под гипнозом она отказалась отвечать на вопросы и впала в глубокий сон, а это означало, что Пабло вновь коснулся «Блокады Азраила», надежно защищающей запретные воспоминания.

В пятницу Пабло и Джинджер не встречались: Пабло нужно было время, чтобы просмотреть литературу о различных блокадах памяти и подумать, как лучше действовать дальше.

Кроме того, он несколько часов посвятил прослушиванию магнитофонной записи проведенных сеансов, надеясь уловить какое-нибудь словечко или изменение голоса Джинджер, которое могло бы помочь отыскать ключ к загадке.

Ничего особенного Пабло не обнаружил, хотя и заметил, что голос Джинджер зазвучал несколько более возбужденно, когда он расспрашивал ее о событиях лета позапрошлого года. Во время сеанса Пабло не обратил на эти новые нотки никакого внимания, но теперь, прослушивая пленку, он заподозрил присутствие ложной информации в ее памяти.

Поэтому во время шестого сеанса, состоявшегося в субботу, 4 января, Пабло не удивился, когда наконец произошел долгожданный прорыв. Как и всегда, Джинджер сидела в кресле у окна, за которым шел изумительной белизны снег. Ее серебристые волосы отливали призрачным светом. Едва Пабло вернул ее в июль позапрошлого года, как брови Джинджер нахмурились, а голос зазвучал глуше и напряженней.

Он уже расспрашивал ее во время предыдущих сеансов о ее работе в клинике, вплоть до понедельника, 31 июля, когда она более семнадцати месяцев назад впервые пришла в отделение Джорджа Ханнаби. Джинджер в мельчайших подробностях описывала все, чем занималась до этого, — обустраивалась в новой квартире, разбирала вещи, покупала мебель. 17 июля она приехала в Бостон на автомобиле и на ночь остановилась в гостинице, поскольку в ее новой квартире не на чем было спать.

— На автомобиле? — уточнил Пабло. — Вы проделали на нем такой долгий путь, от самого Стэнфорда?

— Это был мой первый настоящий отпуск. Я люблю путешествовать на машине, и мне не хотелось упускать возможность побывать в новых местах. — Джинджер произнесла это весьма странным, убитым тоном, словно совершила путешествие в преисподнюю, а не по стране.

Итак, Пабло начал день за днем восстанавливать ее поездку. Внимательно выслушав рассказ о впечатлениях от Скалистых гор, Юты и Невады, он насторожился, когда речь зашла о вторнике, 10 июля, точнее, о ночи с 9-го на 10-е, которую Джинджер провела в мотеле: при упоминании о нем она вздрогнула.