Незнакомцы - Дин Кунц

Снимок навеял воспоминания об одном из его кошмарных снов, в котором какие-то люди кричали на него и тыкали лицом в раковину. Пару раз тот же сон начинался не в ванной, а в какой-то незнакомой комнате, где он тоже лежал на кровати. Теперь Доминик не сомневался, что и его сняли тем же «Поляроидом» при сходных обстоятельствах: с капельницей, подключенной к руке, и с безжизненным выражением лица.

Когда он показал фотографии Паркеру Фейну, художник сразу выдвинул ту же версию:

— Поджарь меня на адском огне и угости этим блюдом дьявола, если я ошибаюсь! — вскричал он. — Но это фотография женщины в трансе или наркотическом оцепенении. Ей явно промыли мозги, как и тебе. Боже мой, это дело с каждым днем приобретает все более загадочный и интригующий оборот! Вообще-то следовало бы пойти в полицию, но на чьей она стороне? А вдруг ты перебежал дорогу правительственному ведомству? В любом случае ясно, что не ты один влип в дурную историю, дружище. Этот священник и эта женщина тоже замешаны в ней. Сдается мне, что все гораздо более серьезно, чем я предполагал.

И сейчас, сидя за столом в гостиничном номере, Доминик спрашивал, глядя на лежащие перед ним фотографии:

— Кто вы? Как вас зовут? Что с нами произошло?

Снаружи над ночным Портлендом с грохотом сверкнула молния, словно космический извозчик поторапливал ею ленивый дождь, и тысячи капель забарабанили по стенам, окнам, крыше гостиницы, словно копыта ошпаренных кнутом лошадей по мостовой.

Позже, укладываясь спать, Доминик тщательно привязал себя к кровати нейлоновой веревкой, предварительно обмотав запястье клейкой лентой, чтобы не поранить кожу. Веревка была значительно прочнее обычной, поскольку предназначалась для альпинистов. Доминик решил использовать именно ее, ибо уже имел горький опыт: в ночь на 28 декабря он перегрыз во сне бечевку и таким образом освободился. Нейлоновая же веревка была тверда, как медный кабель.

В ту ночь в Портленде он трижды просыпался, мокрый от пота и борьбы с удерживавшей его в постели привязью, с бешено колотящимся от страха сердцем.

— Луна! Луна! — как заведенный повторял он.

3

Лас-Вегас, Невада

После Рождества Жоржа Монтанелла отвезла Марси к доктору Луису Бесанкорту. Там девочка закатила такую истерику, что не только расстроила врача и напугала мать, но и привела их обоих в замешательство.

— Никаких врачей! — закричала Марси, едва оказалась в приемной. — Они сделают мне больно!

Она визжала, плакала и пыталась вырваться и убежать.

Обычно достаточно было легкого шлепка, чтобы расшалившаяся или заупрямившаяся Марси образумилась. Однако на этот раз Жоржа добилась обратного эффекта: Марси стала кричать и плакать пуще прежнего.

Лишь с помощью опытной сестры удалось завести ребенка в кабинет, но к этому времени Жоржа была уже не на шутку встревожена странным поведением дочери. Доктор Бесанкорт тоже не сумел успокоить девочку: не помогли ни шутки, ни ласковое обхождение. Она не давала осмотреть себя, кричала, колотила доктора кулачками, отбивалась ногами, и в конце концов мать и медсестра вынуждены были держать ее за руки и за ноги, чтобы дать возможность доктору произвести осмотр. Ее ужас достиг высшей степени, когда он извлек офтальмоскоп, чтобы осмотреть глаза: как и на Рождество, девочка описалась. После этого, однако, она успокоилась и замолчала, хотя и продолжала едва заметно дрожать и была смертельно бледна. Ее странный отчужденный вид вновь навел Жоржу на мысль об аутизме.

Доктор Бесанкорт не сообщил Жорже ничего утешительного: говорил что-то насчет нервного и психического расстройства и порекомендовал положить Марси на обследование в больницу «Санрайз».

В больнице Марси выкидывала такие коленца, по сравнению с которыми ее выходки у доктора Бесанкорта казались невинными шалостями. Вид врачей и сестер приводил ее в паническое состояние, которое переходило в истерический припадок, заканчивавшийся полным оцепенением, из которого она выходила лишь через несколько часов.

Жоржа взяла отпуск в казино и поселилась на четыре дня в больнице, где для нее поставили рядом с кроватью дочери раскладушку. Она не знала ни минуты покоя. Даже после успокаивающего укола Марси металась во сне, рыдала и все время повторяла: «Луна! Луна...» К воскресенью 29 декабря Жоржа сама нуждалась в медицинской помощи.

Однако в субботу утром свершилось чудо: неестественный страх у Марси исчез. И, хотя она и продолжала выказывать недовольство в связи с госпитализацией и настаивать, чтобы ее отвезли домой, ей уже не казалось, что стены надвигаются на нее и вот-вот раздавят. В обществе врачей она чувствовала себя все еще скованно, однако уже не содрогалась от ужаса при их появлении и позволяла им себя осматривать. Все еще бледненькая, издерганная и настороженная, девочка впервые за все время пребывания в больнице с аппетитом съела завтрак.

Днем, когда завершился последний осмотр и Марси, сидя в постели, обедала, доктор Бесанкорт разговаривал с Жоржей в коридоре. Глядя на расстроенную мать преданным собачьим взглядом добрых влажных глаз, он говорил, озабоченно потирая свой нос-картошку:

— Ни одного положительного теста, все результаты отрицательные. Нет никаких признаков злокачественной опухоли мозга, травмы или расстройства нервной системы.

— Слава богу! — едва не разрыдалась Жоржа.

— Я намерен показать Марси еще одному специалисту, — продолжал Бесанкорт. — Его зовут Тед Каверли, он детский психолог, один из лучших. Я уверен, он выяснит причину ее странного поведения. Забавно, но мне кажется, что мы в некотором смысле вылечили, сами того не осознавая, вашу дочь.

— Вылечили? — удивленно заморгала Жоржа. — Что вы хотите этим сказать?

— Ее поведение типично для страдающих неврозом. Я подозреваю, что у нее развился панический страх перед всем, что связано с медициной. Иногда такое заболевание лечится методом «затопления»: больного умышленно подвергают открытому воздействию предметов, которых он боится, и страх сперва притупляется, а потом проходит. Положив Марси на обследование в больничную палату, мы невольно использовали именно этот метод.

— Но почему у нее развился такой страх? — спросила Жоржа. — Откуда он вообще взялся? У нее никогда не возникало неприятных впечатлений от общения с врачами или пребывания в больнице. Она вообще никогда серьезно не болела.

Бесанкорт пожал плечами и отступил, пропуская сестер, выкатывающих из кабинета кресло с пациентом.

— Мы не знаем, как возникают такие неврозы. Для того чтобы бояться летать на самолетах, вовсе не обязательно сперва угодить в авиакатастрофу. Страхи просто появляются, и все. Даже если мы случайно вылечили ее, возможны остаточные явления. Помощь Теда Каверли ей необходима, он выявит все ее подавленные страхи. Не волнуйтесь, Жоржа, все будет хорошо.