Незнакомцы - Дин Кунц

В сентябре его коллекция книг выросла до полутора тысяч томов и уже с трудом помещалась в доме. Днем он либо читал о Луне, либо рассматривал ее изображения, сам не понимая, что находил в ее изрытой кратерами поверхности, которую изучил даже лучше, чем свои пять комнат. А по ночам он изучал спутницу Земли в телескоп, пока у него не начинало рябить в глазах.

До того как пасть жертвой безумного увлечения, Зеб Ломак был здоровым, поджарым и подвижным мужчиной. Но в последнее время он забросил гимнастику и стал есть все подряд: пирожные, мороженое, всяческие бутерброды — у него не хватало времени, чтобы приготовить настоящий обед. Дальше — больше. Луна уже не зачаровывала его, а вселяла беспокойство, наполняя не столько изумлением, сколько страхом, поэтому он постоянно был возбужден, его успокаивала лишь еда. Он обмяк, обрюзг, но сам не замечал происходящих с ним изменений.

В начале октября он думал о Луне постоянно, видел ее ночью во сне и повсюду натыкался на ее изображение. Теперь его обуяла идея оклеить фотографиями Луны весь дом, и он лихорадочно вырезал снимки из астрономических журналов, книг и газет, причем не только цветные, но и черно-белые. Как-то во время одной из редких прогулок он увидел огромный плакат со снимком лунной поверхности, сделанным астронавтами, и купил пятьдесят копий — как раз хватило на потолок и стены гостиной. Зеб также приклеил плакаты липкой лентой на окна, так что каждый дюйм комнаты, за исключением двери, был декорирован многократно повторяющимся видом. Он вынес из гостиной мебель, превратив ее в планетарий с неменяющейся экспозицией. Порой он ложился на пол и смотрел на окружающие его луны, испытывая одновременно благоговейный трепет и пронзительный страх, природу которого объяснить не мог.

Лежа вот так на полу в рождественскую ночь, окруженный со всех сторон изображением Луны, он вдруг заметил на одной из фотографий сделанную фломастером надпись, которой раньше не было. Поперек картинки было написано лишь одно слово: «Доминик». Он узнал свой почерк, но не мог вспомнить, чтобы наносил это имя на Луну. Потом его взгляд упал на другой плакат — на нем также имелась надпись, на этот раз другая: «Джинджер». Рядом он увидел еще одно имя — «Фэй», и еще одно — «Эрни». Зеб вскочил на ноги и принялся ходить по комнате, проверяя остальные плакаты, но ничего больше не обнаружил.

Мало того, что он не помнил, чтобы писал эти имена, он не мог припомнить никого из своих знакомых, кого бы так звали. Правда, он имел дело с двумя Эрни, но ни с одним из них не поддерживал отношений, и четко выписанные буквы этого имени на плакате были не меньшей загадкой, чем появление трех других. Но чем дольше всматривался Зеб в эти ровным счетом ничего не говорившие ему имена, тем острее ощущал беспокойство. У него возникло странное чувство, что на самом-то деле он все-таки знал этих людей и что они сыграли в его жизни чрезвычайно важную роль, более того, что его здоровье и жизнь самым тесным образом зависит от того, вспомнит он их или нет.

В нем бродили смутные, полузабытые воспоминания о чем-то очень важном для него, они распирали Зеба подобно тому, как разбухает воздушный шар, и тогда казалось: еще миг, и он все вспомнит — и этих четверых, чьи имена загадочным образом появились на Рождество на стенах, и причину его основанного на страхе увлечения Луной. Но вместе с пробуждающимися воспоминаниями в нем нарастал и панический ужас, заставлявший его покрываться потом и приводивший в дрожь.

Он отвернулся от плакатов, пронзенный страхом перед просветлением памяти, и побрел на кухню, испытывая настоятельную потребность заморить нервный озноб пищей. К его удивлению, полки холодильника оказались пусты, точнее, заполнены лишь грязными мисками и пустыми пластиковыми упаковками из-под продуктов, двумя пустыми молочными пакетами и перепачканной вытекшим и засохшим желтком коробкой из-под яиц. В морозилке, кроме мороза, тоже ничего не было.

Когда же он в последний раз наведывался в супермаркет? Неделю назад? Месяц? Увлечение Луной лишило понятие времени какого-либо значения. А когда он в последний раз ел? Ведь вроде была банка колбасного фарша, но когда же он ее прикончил? Сегодня утром, вчера или позавчера? Вспомнить это Зебу не удалось.

Потрясенный таким поворотом событий, Зебедия Ломак впервые за последние недели взглянул вокруг себя и от отчаяния застонал. Впервые он увидел — и осознал — весь кошмар своего существования, ранее затушеванный его всепоглощающей страстью к Луне. Пол был почти сплошь покрыт липкими пустыми банками из-под фруктовых соков, пакетами из-под молока и картофельной соломки, смятыми конфетными упаковками и полчищами тараканов — они ползали и бегали между пакетами и банками, лезли на стены, копошились на полках и настороженно шевелили усами в раковине.

— Боже, — прохрипел Зеб, — что происходит? Во что я превратился? Что со мной стряслось?

Он провел ладонью по лицу и вздрогнул от удивления, обнаружив бороду. Он всегда был гладко выбрит, и ему казалось, что и сегодня утром он брился. Жесткие курчавые волосы на лице так напугали его, что он кинулся в ванную, чтобы взглянуть в зеркало. Он увидел незнакомца: сальные спутанные лохмы, бледное болезненное лицо, крошки хлеба в грязной бороде, дикий взгляд. От собственной вони у него вдруг перехватило горло: он явно не мылся уже несколько недель.

Он заболел и нуждался в помощи. Он запутался в жизни. Нужно срочно кому-то позвонить и попросить ему помочь.

Но звонить он не пошел, испугавшись, что его упекут навеки в сумасшедший дом, как упекли его папашу, когда Зебу было всего восемь лет: допившись до чертиков, он понес несусветицу о каких-то ползучих гадах, вылезающих из стен, и врачи увезли его в больницу. Папаша Зеба так и провел в желтом доме остаток своих дней. После этого Зеб стал опасаться за собственное здоровье и теперь, глядя в зеркало, решил, что сперва нужно привести себя в божеский вид и убраться в доме, иначе его запрут в больничной палате и выкинут ключ.

Вытерпеть собственное отражение, пока он побреется, Зеб не мог и поэтому решил начать с уборки. Стараясь не смотреть на луны, притягивающие его подобно настоящей Луне с ее приливно-отливным магнетизмом, он стремительно прошел в спальню, открыл гардероб, порылся в нем и извлек из-за пиджаков свой «ремингтон» 12-го калибра и коробку с патронами. Не поднимая головы, он вернулся на кухню, зарядил ружье и положил его на заваленный мусором кухонный стол. Потом вслух приказал себе:

— Выброси все дурацкие книжки о Луне, сорви со стен плакаты, вымой кухню, побрейся и прими душ. После этого ты, может быть, сообразишь, что с тобой творится. А пока ты всего этого не сделаешь, нечего и думать о том, чтобы обратиться к кому-то за помощью.