Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

– Боже мой, Али!

– Что тебя так удивляет?

– То, как ты себя ведешь, – Катлина понизила голос, но в хрустальном безмолвии ночи даже это до слуха Ксандера донеслось. – Али, пожалуйста, прекрати, и пойдем домой. Ты сама не своя…

– Не указывай мне, – отпарировала Алехандра. – Или…

Тут она подошла к Катлине вплотную и что-то ей сказала так тихо, что Ксандер не расслышал. Зато эффект был яркий: Катлина вспыхнула, развернулась на каблуках и стремительно пошла прочь. Алехандра постояла, явно борясь с собой, но потом бросила свои листики и помчалась следом за фламандкой.

Ксандер рванул за ней же, правда, по припорошенной снегом траве и листьям, а не по дорожке, и стараясь держаться за кустами. У него было подозрение, куда помчалась Катлина, благо и время было подходящее, и ему совершенно не улыбалось ни привести туда Алехандру, ни самому попасться ей на глаза. Впрочем, Алехандра вскоре оставила погоню: на неудачном повороте вдруг захромала (как выяснилось по тому яростному взгляду, каким она наградила поднятую ногу, сломался каблук) и грустно побрела назад, к Башне Воды.

Когда Ксандер добрался до клуба, Катлина и в самом деле была там, и первым, что он услышал, были рыдания. Чувствуя себя до крайности неловко, он как мог долго провозился с тем, чтобы бесшумно и плотно прикрыть дверь, но когда повернулся, Катлина не успокоилась ни на йоту. Она уткнулась лицом в колени сидевшей на ящике Виты и всхлипывала ей в подол, а старшекурсница, сочувственно поджав губы, гладила ее по рассыпавшимся из-под шпилек волосам. Вендель стоял над ними обеими и выглядел настолько же растерянно, насколько Ксандер себя чувствовал.

– Ты была права, права! – услышал Ксандер из этих всхлипываний. – Она… как она могла! Она никогда, никогда, я думала, мы как сестры!

Поскольку Вита ничего не спрашивала и даже не говорила, кроме малоразборчивого «ш-ш-ш» и «ничего, ничего, милая», Ксандер понял, что если он что-то хочет достоверно узнать, то придется брать дело в свои руки.

– Что она тебе сказала?

Катлина подскочила как ужаленная, и в Ксандера впились две пары женских глаз.

– Что сказала? Ксандер, она отдала мне Приказ! – Тыльной стороной ладони она стала утирать слезы, но делала это так яростно, что толку не выходило никакого, пока Вита не выдала ей платок.

– Какой Приказ? – спросил он, стараясь звучать разумно.

– «Оставь меня в покое хотя бы на час», – сказала Катлина все еще немного гнусаво и деликатно утерла нос.

– Это не ужасно, – сказал он осторожно, – всего-то час. И потом, учти, она же пила Бранвенов яд.

Глаза Катлины сверкнули, и стало ясно, что для нее это не аргумент.

– Хотя бы час, – отчеканила она. – Это значит, что после часа уже по моему выбору. Ну что ж, раз сеньора, – в этом слове было больше яда, чем во всех кобрах лазарета вместе взятых, – так хочет…

И тут же снова упала лицом в подол Виты, плача так, будто из нее сердце вынимали. Ксандер глянул на Венделя, но тот только руками развел.

– Катлина, – Ксандер осторожно коснулся ее судорожно вздрагивающего плеча. – Катлинке, она не в себе…

– Правда? – она опять подняла к нему залитое слезами лицо. – Ты так в самом деле думаешь? А может, правда в том, что именно сейчас она очень в себе и наконец-то не притворяется!

– Она поступила мерзко и глупо, – он постарался говорить как мог твердо, – но ты ее знаешь всю жизнь, и вы всегда были…

– Она иберийка! – выкрикнула Катлина, вдруг вскочив на ноги. – Вы же сами, – она протянула руку, призывая Венделя и Виту в свидетели, – говорили, какие они! А я не хотела верить! Или ты снова скажешь, что они бывают разные?

– Скажу.

Это слово далось ему нелегко, но, по справедливости, не сказать его он не мог. Катлина расхохоталась немного визгливым смехом, который на слух Ксандера не сильно отличался от недавнего плача.

– И много ты не таких видел?

– Я видел таких, которые были ко мне добры.

– А таких, чтобы отнеслись к тебе как к такому же человеку, как они? – вмешался Вендель. – На равных?

– Фелипе.

Это имя он сказал, не успев обдумать вопрос как следует, но и подумав, не стал от него отказываться. По-доброму к нему относился и дон Алехандро, даже более чем, но Ксандер не мог бы поклясться, что в его отношении не было снисходительности или жалости, а Фелипе, несмотря на тот их первый разговор…

– Фелипе? – Вендель недобро усмехнулся. – А ты знаешь, что говорят люди о нем и об Анне, твоей кузине?

Ксандер внутренне подобрался.

– А что они говорят? – спросил он как можно небрежнее. – Между прочим, это он настоял, чтобы она пошла в Академию с ним. И она с тех пор не сказала о нем ни одного худого слова. Может быть, и я здесь потому, что…

– Сомневаюсь, что ты здесь по той же причине, – все таким же тоном ответил Вендель. – А люди говорят, что между ними было и что побольше, чем совместная учеба!

– Чушь, – отрезал Ксандер. – Они расстались друзьями. Ани вышла замуж, у нее дочка, и все. Теперь передают друг другу приветы через меня.

Перед его глазами, как живой, встал Фелипе, такой, каким он его видел каждый раз, когда возвращался из дома, и как жадно молодой ибериец ждал всегда ответа на простой свой вопрос: «И как там Анита? Ты же передал ей?»

– Думай, как хочешь, – печально улыбнулась рядом Вита. – А люди будут думать, что хотят они.

– Я не думаю, я знаю, что на самом деле.

– Тебе виднее, – примирительно сказала Катлина, подуспокоившаяся, пока внимание было не на ней, и этим Ксандеру пришлось удовлетвориться. – Спасибо, ребята, мне полегче. Знаете, я бы пораньше сегодня пошла, все-таки завтра бал…

– И гадание, – заметил Ксандер. – Вы ведь не расскажете, как оно?

Брат и сестра лукаво переглянулись и явно сразу забыли про Фелипе с Анной, что было только к лучшему.

– Нет, – прикусила губу Вита. – Не портить же сюрприз!

– Франческа, смотри, какой снег! – раздался веселый голос, и рыжая Фиона закружилась, ловко переступая на звонких каблуках, отчего подол ее юбки поднял целый маленький вихрь. – Страшно?

Ее спутница, статная красавица в розовом с уложенными короной темными косами, только усмехнулась.

– Нина, сколько раз тебе говорить, мой Милан, конечно, не Сибирь, но…

– Ха!

Неукротимая ирландка дожидаться продолжения не стала, зашвырнула в подругу снежок, слепленный, правда, наспех и потому развалившийся еще в полете, зато щедро осыпавший плечо дернувшейся от него