Грим - Анастасия Худякова

будто это не лампа освещала помещение, а оно. Но смотрел он не на фьорд в розовом мареве заката, а наблюдал за человеком на самой границе зрения и слепоты. – Но ты ведь и так знал, что я приду.

– Вероятно. Кто-то должен сказать тебе, что ты трус.

– Я не могу ничего ей рассказать! Она…

– Любит тебя. Но она лишь думает, что знает тебя. Имеешь ли ты право на любовь, предназначенную человеку, которым ты не являешься? – Ульф глубоко вздохнул. Его глаза, одаривающие восхищением и фьорд, и горы, и девушку, и ее босые стопы, были подобны глазам истощенного, измученного человека, взирающего на возникший вдруг оазис. – Мне казалось, ты презираешь лицемеров.

– Нет такого лицемера, которого бы я презирал сильнее, чем того, что сидит рядом с тобой. И то, что ты тоже презираешь меня, – красноречивее любых аргументов и доводов.

– Я тебя не презираю.

– Ты имеешь на это право.

– Я сужу о людях не так.

– Как же тогда?

– По образу их мышления. А точнее – работе или неработе разума.

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Ты запутался. Твои благие намерения сыграли с тобой злую шутку, и то, что казалось подвигом Геракла, превратилось в Сизифов труд, потому что нет в мире ничего коварнее, ничего двойственнее и опаснее благой цели. Сам знаешь, что выложено так называемыми благими намерениями. Это любимый залог всех чертей ада, потому что с честными людьми забавляться интереснее всего. С них столько всего можно стребовать. Ваш мир – кривое зеркало. У вас ведь есть кредиторы? Их любимые клиенты не те, кто расплачивается по счетам в срок, но уклонисты и должники, неряхи и бестолковые глупцы. С ними они забавляются так же, как черти с теми, кто выверенно ступает по дорожке благой цели. Они растягивают смертельные ловушки по обеим сторонам от тропы и ждут, улюлюкая, сбивая, расшатывая уверенность, они плюются отравленными дротиками в пятки, они кричат и воют фальшивыми голосами – ждут тех, кто дорог им и хорошо знаком, а потом смеются, смеются, смеются! Но все же ты судил разумом, а не сердцем. Только так и можно жить. Только так и можно оставаться живым. Один лишь разум отделяет достойного человека от недостойного. Нет, я не списываю твои грехи! Их у тебя немало, и за каждый придется платить. За каждый, сполна. Но в мире, который захлестнуло смертельное цунами массы, в мире, тупеющем и отупляющем, где глупость миллионов главенствует над мудростью одного и берет количеством, разум, подобный твоему, твердо сознающий свой великий потенциал, но, главное, работающий, – последний проблеск надежды. Искра в тлеющем костре, который раз за разом поливают из грязных ведер с ржавыми, почерневшими надписями: «Демократия», «Солидарность», «Равенство», «Общественное благополучие», «Альтруизм», «Самопожертвование», «Коллективное мышление», «Современное искусство»! Сами по себе эти понятия никакого негатива не несут. Но вы смогли извратить их так изощренно, что нет ругательств более страшных и гнусных в современном мире.

Роман уже давно не смотрел на картину. Чем дольше Ульф говорил, тем яснее становилось его лицо в тумане, коварном, устилающем все настолько плотно, что не видно, куда ступаешь, так что начинает казаться, ты идешь по воздуху и в любой момент сорвешься в гигантское ничто.

– То же несчастье постигло и искусство много лет назад, – сказал Роман. – Эпоху великого романтизма с его чистым, искренним стремлением к идеалу, героизму и самобытности духовной и творческой жизни утопили в своей желчи реалисты, заявившие, что в жизни так не бывает и побеждает одно лишь зло. Это они придумали, что добру и геройству нужен контраст, и чем он сильнее, тем лучше. Они придумали писать людей убогими и жалкими, аргументировав это тем, что такова жизнь. Нет, они вовсе не стремились видеть красоту там, где было уродство! Увидев изуродованного несчастным случаем калеку, подставляющего лицо солнечному свету и его лучам, они захлопывали ставни, задергивали шторы, забивали окна досками, и на полотнах Бэкона, Йоханнессена и Мунка возникали трупы и демоны, запавшие глазницы, раззявленные рты и искаженные конечности. Прекрасное стало посредственностью, чистота – наивностью, разум и цель – небылью. Представляю, как веселились те твои черти, наблюдая за всей этой феерией безнадеги и абсурда!

Роман покачал головой, уронив ее на грудь. Теперь он сам представлял собой сложное, противоречивое полотно – истинное искусство романтического апогея человечности и живого трепещущего разума, а Ульф – его самый преданный зритель.

– Почему ты так смотришь?

– Нарочно или нет, ты только что высказал саму суть искусства, его ядро, которое и делало нечто великим произведением и которое со временем подточил и вконец уничтожил паразитический червь. Предназначение искусства не в том, чтобы показать тот или иной предмет, чувство или человека такими, какими его видит художник, но чтобы передать, какими они могли бы быть. Искусство – это величайший потенциал чистоты, изящества, разума и самого человека. И потому в истинном произведении искусства любое светлое чувство возвышено до вершины сияющих небес, а человек – до совершенства, потому что именно таким он мог бы быть. Потому что у него есть все, чтобы стать совершенством. И это, – протянув ладонь, подобно Богу при сотворении Адама на знаменитой фреске, Ульф коснулся лба Романа, будто вкладывал в него душу и жажду познания, сотворяя совершенство, – находится здесь, в черепной коробке. Иногда мне кажется, человека следовало создавать отчасти по образу медузы, чтобы лобная доля у него была прозрачной и был отчетливо виден мозг. Возможно, тогда о нем бы не забывали так часто.

– Ты способен видеть будущее?

– Частично. Потому что будущее изменчиво и напрямую зависит от решений, принятых сейчас.

– Разве не было бы проще устранять разрушающих его людей заранее?

– Нет. Они такая же часть будущего, как любой другой. Я ведь уже говорил про баланс. – Ульф помолчал. Его руки, будто написанные Микеланджело или Рафаэлем много-много лет назад, опустились на колени спокойно, непринужденно. – Но иногда я могу вмешаться и подтолкнуть людей к тому или иному действию, если, к примеру, случайное необдуманное решение грозит привести к катастрофическим последствиям.

– Например?

– Ты влюбился в жену одного из самых богатых и влиятельных людей в мире. Он к тому же нестабилен. Психопат, так скажем. Узнав об измене жены, он решает, что ему больше незачем жить. И вот неприятность, он же еще и блестящий физик! Так что сбросить атомную бомбу на город было быстрым и довольно простым решением в его случае.

– А его убийство не нарушит баланс?

– Кто говорил о его убийстве? Нет-нет, умереть должна женщина. Я объясню. – Ульф