Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин

она подвешена вверху и сидит непонятно на чем, как птица на ветке, с завернутым в тряпочку попугаем. А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч  остался на прежнем месте. Свернувшись в кресле, он глубоко спит, но Надежды уже нет с ним рядом. Дверь из комнаты Коли отворилась. По лестнице стремительно сбежала вниз  Е в а, натолкнулась на кресло, вскрикнула, заметалась и выбежала вон под каркающий смех Констанции. Следом за ней ринулся  К о л я. Пауза. Из комнаты Кости вышла  М а р г а р и т а. Она в длинной ночной рубашке, напоминающей белое платье невесты. Волосы распущены, и на плечах огромный белый вязаный платок — как крылья. Она спускается по лестнице вниз, наливает вина, пьет. К о с т я  вышел за ней и остановился на лестнице, не решаясь спуститься к Маргарите. На сцене почти совершенно темно. Видны фигуры людей, но лиц разобрать нельзя. Часы бьют три. Входит  П и с а т е л ь. У него значительное лицо, и он совершенно не похож на свое изображение на портрете.

П и с а т е л ь. Здравствуйте, я пришел… Она была не заперта, и я вошел… Здравствуйте… (Его никто не узнает, и только откуда-то сверху раздается голос Констанции так, как если бы она рассталась с ним только вчера.)

К о н с т а н ц и я. А, Писатель… Давно вас не видали. (Писатель вглядывается в темноту, пытаясь понять, откуда голос.) Сказать по секрету, вас тут давно ждут. Ждали. Ждали, да перестали! (Хихикает.)

Писатель наконец увидел Констанцию и радостно устремился навстречу.

П и с а т е л ь. Дорогая, дорогая Констанция Львовна! Как я рад видеть вас бодрой и здоровой! (Маргарита вскрикивает. Писатель стремительно оборачивается к ней, потрясенно.) Маргарита!.. Маргарита!.. Маргарита!.. Это ты, Маргарита! (Смеется, закрывает ладонями лицо.) Это не сон, не сон! Это ты! И губы снова шепчут имя твое, о Маргарита! (Пауза. Писатель не сводит с нее сияющих глаз.) У вас другие, ясные глаза… Большие, добрые, прекрасные глаза… Духовное лицо… Последнее время я именно так вас себе и представлял… Какое доброе, хорошее, любящее лицо! Я отвык смотреть в любящие глаза. (Озирается.) Где Коля?

Входит  Н а д е ж д а  со свечой.

Н а д е ж д а. Все говорят, говорят… Отчего этой ночью никто не спит? (Замечает Писателя, пристально вглядывается в него, узнает.) Боже мой! Это вы?.. Вы?.. О, как вы переменились, Николай Иванович! Как вы переменились! Маргарита! Ты видела? Маргарита! О, как вы переменились!

П и с а т е л ь. Да, я постарел, Надежда Павловна…

Н а д е ж д а. А мы думали, вы в командировке…

П и с а т е л ь. Я?.. Нет… Почему?..

Н а д е ж д а. Мы вас ждали в девять часов…

П и с а т е л ь. Да, я опоздал…

Н а д е ж д а. Вы не пришли, мы думали — в командировке.

П и с а т е л ь. А-а-а… нет…

К о н с т а н ц и я. Пойдем, Сереженька, я отнесу тебя на чердак, а то они выбросят тебя в окно, как Павлика.

П и с а т е л ь (с улыбкой подходит к Констанции). Дорогая, незабвенная Констанция Львовна! Как я боялся увидеть эту башню без вас! Добрый дух этого дома, живите всегда!

К о н с т а н ц и я. Ты добрый, Писатель. Пойдем лучше со мной на чердак, а то они выбросят тебя из окошка, как выбросили моего Павлика. Павлик был умный, и мне теперь не с кем разговаривать. Если ты умный, Писатель, пойдем лучше со мной, пойдем!

П и с а т е л ь (отходит, посмеиваясь). Ничего, ничего не изменилось. Ничего не изменилось… Хорошо у вас, тепло, уютно… (Потирает руки.) Я немного замерз.

Н а д е ж д а. Я согрею вам чаю. Ах, нет!

П и с а т е л ь. Ничего, ничего, не беспокойтесь. Я ведь знаю, у вас уже отключили и газ, и свет. (Снова озирается.) Коля… Я не вижу здесь Колю…

М а р г а р и т а (радостно). Вспомнила! Это вы дали мне флягу, чтобы я не замерзла на улице, вы!

П и с а т е л ь (неуверенно). Нне-ет… не я…

М а р г а р и т а. Бросьте! Я же вспомнила вас, это вы! Вы, наверное, тоже не узнали меня там? Вот смех-то! Я ведь ходила ему звонить, а он дал мне флягу, ха-ха!..

Сзади к Писателю подкрадывается Анатолий Васильевич.

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч (вкрадчиво). Здравствуйте, Писатель. Вы… не узнаете меня?

Пауза.

П и с а т е л ь. Я узнал вас… Андрей Васильевич… Здравствуйте.

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч (смеется). Анатолий! Анатолий Васильевич, Писатель!

П и с а т е л ь. Ох, ну конечно же Анатолий Васильевич! Простите. Как поживает ваш аппарат?

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Вы, кажется, иронизируете? Напрасно! Я его изобрел.

П и с а т е л ь. Не может быть!

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Сегодня вы увидите его в действии. Я ждал только вас, Писатель!

П и с а т е л ь. Поразительно! Неужели вы все-таки гений, Анатолий Васильевич?

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Оставьте, мой друг. Не надо фанфар, труб и лавровых венков! Оставьте, их тем, кто любит поклонение и славу. Гению довольно сознания своей гениальности, не так ли? Я прошу вас… Ответьте мне только на один вопрос, Писатель. (Торжественно.) Кто спасет мир?

П и с а т е л ь (долго думает, после большой паузы). Просто теперь не знаю!

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч (засмеялся). Сказать?

П и с а т е л ь. Разумеется.

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Я.

П и с а т е л ь. Вы? (Засмеялся.) Скажите пожалуйста! А я раньше думал, что… я!

Оба смеются.

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Вы серьезно?

П и с а т е л ь. Вполне. Много лет я писал один роман… который, я надеялся…

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. О! Понимаю! Ваш роман был пророчеством! В России писатель всегда был пророком! Понимаю и благодарю!.. И что же ваш роман? Вы его написали?

П и с а т е л ь. Нет…

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Понимаю… Значит, теперь…

П и с а т е л ь. Вся надежда на вас?

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Да! (Быстро шепчет.) Я изобрел аппарат, по которому я обращусь ко всему человечеству. Весь фокус в том, что надо одновременно и ко всем сразу. Ах, Писатель! Люди совсем перестали думать! Вы не знаете, это отчего? Они просто живут, понимаете, и не хотят ни о чем думать! Им кажется, что все решают правительства, а от них самих ничего не зависит. Вздор! Вздор! Жить как овцы и смиренно ожидать, пока хозяин отрубит тебе голову или позволит попастись еще! О! (Делает судорожный вдох.) Мне хочется пить! Пить!.. Я жажду!.. Дайте мне что-нибудь выпить!

П и с а т е л ь. Анатолий Васильевич, неужели вы все еще не отказались от этой убийственной для вас привычки?

А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч. Что? Вздор! Мне вшили ампулу, знаете? Но это все вздор!

П и с а т е л ь. Ампулу! Боже мой! (Тихо.) Теперь вы погибли!

К о н с т а н ц и я. Что ж ты не улетаешь, Павлик? Лети! Ну лети же, я говорю, лети! Нет, сначала ты! Сначала ты, глупый! Ну миленький, миленький же, лети!

Писатель пристально смотрит на Констанцию.

Н а д е ж д а. Ерунда! Не обращайте! Тетя Констанция всегда была немного не в себе. Возраст, знаете… Она ведь очень, очень стара. Через неделю ей, знаете ли, исполнится восемьдесят три года.

П и с а т е л ь. Да, да, мне показалось… она чем-то расстроена… Что-нибудь случилось?

Н а д е ж д а. Ничего. Сдох ее старый попугай. Тетя Констанция переживает как ребенок. А всего-навсего сдох какой-то попугай.

М а р г а р и т а (с радостной улыбкой). Он не сдох! Это я выбросила его в окно. Что