Холод и яд - Виктория Грач

Все эти отрывки, словно бы и не связанные никак, почему-то сейчас выстраивались в строгой логической последовательности, как алгоритм на информатике. Была цель – очевидно, человек желал получить деньги Шаховского. Но для достижения цели необходимо было засадить Шаховского далеко и надолго (после пары дней в камере полгода казались вечностью). А чтобы посадить, нужно было сажать за что-то правдоподобное и высоковероятное. За деньги ради денег.

Артём оказался всего лишь пешкой, открывавшей прямой путь к королю. О нём никто не думал. Никто не думал, как у него болит голова от всего происходящего; никто не думал, как он далёк от всех этих игр; никто не думал, как ему хочется спать. А во время допросов вообще казалось, что на него как на человека и не смотрят – как на машинку, обязанность которой безмолвно и беспрекословно подмахивать бумажки, которые подсовывают ему полицейские.

Отвратительно.

Пожалуй, Артём, к своему удивлению, только сейчас смог охарактеризовать свои чувства на протяжении этих двух с половиной невероятно долгих дней. Он не озвучил мысль, но она вязко стянула рот. Пришлось сказать:

– Отвратительно.

Показалось, что так стало полегче. Дима подвинулся к краю койки и, сцепив пальцы в замок, глухо стукнул ими о поверхность стола.

– Что случилось?

– Пустяк. Просто я идеалист, – невесело усмехнулся над собой Артём. – Я верил, что всё-таки есть что-то выше денег. Ну, знаешь… Любовь там, дружба. А меня девушка бросила. Полтора года… И бросила.

– Но друзья-то остались, – слабо улыбнулся Дима. – Я видел. Они пара?

– Ага…

Блаженная улыбка растеклась по лицу, когда в сознании всплыли Фил и Варя. Расслабленные, в гармонии с собой и друг с другом, крепко обнимающие его, растерянные после фразы-удара о Шаховском. И тепло их рук, скользящих по его рукам. Лёгкие похлопывания Фила по плечам и беззвучные усмешки над ухом. Тонкие подрагивающие пальцы Вари, очерчивающие сбитые костяшки и скользящие по коже предплечий.

В груди всколыхнулась волна тепла, заглушившая омерзительную горечь на языке. Приятно было быть Купидоном, соединившим Фила и Варю. А ведь всего-то стоило хорошенько прикрикнуть на Фила, слушая, как Варя грохочет кастрюлями на кухне, и напомнить, что им вместе осталось учиться полгода. А после этого они разлетятся в разные стороны, разойдутся, как в море корабли – а у Вари точно появится кто-нибудь: девчонка умная и симпатичная ведь.

– Хорошие они ребята. Верные. Вообще-то, обычно самых верных друзей находят в юности: в универе. У меня знаешь, какие друзья? И девушка? – красноречиво сжал руку в кулак Дима и мягко опустил на стол.

– Я знаю, – тихо отозвался Артём, – хоть в чём-то мне повезло.

– Тебе вообще повезло, парень. У тебя юность такая… Уух! Будет, о чём рассказать!

Артём невесело хмыкнул: действительно, всем ведь так интересно будет слушать, как он три дня выжигал в своём сознании слово «невиновен», чтобы вдруг не поверить в собственную виновность; ведь так увлекательно будет рассказывать про холодные стены и тупую головную боль; так правильно будет рассказывать о ценности денег.

– А сколько мы стоим? – срывались с губ слова, а Артём не успевал их ловить. Просто нервно хохотал, чувствуя вибрацию в горле. – Мне просто интересно, сколько денег хотят сорвать с Шаховского. И сколько из этого уплочено за меня.

Дима вскинул брови и взглянул на Артёма как-то по-другому. Словно заново узнал его. И качнул головой:

– Забей, Артём. Рассосётся всё. Разложится. Не будут же они тебя сажать, в самом деле… Ещё и друзья у тебя влиятельные – не позволят.

Артём усмехнулся. Хотелось верить, что даже будь Варя с Филом простыми детьми, не имеющими за спинами таких внушительных и опытных отцов, они бы так же встали за него горой. Правда, если бы они были простыми детьми, Артём бы тут и не оказался.

Впрочем, сейчас он уже и не жалел, что попал сюда. Зато в жизни всё как будто встало на свои места: и он сам, и его окружающие. И семья. Мама мчалась с другого конца света, едва случилась беда, а вот батя смотрел с недоверием. И вдруг появились брат с сестрой. Артём всегда в мыслях называл Фила с Варей братом и сестрой, но сегодня упрочился в этой мысли раз и навсегда.

Когда он увидел ребят, прижавшихся друг к другу; когда Варька напрыгнула на него, едва не уронив на холодный жёсткий бетон; когда Фил сжал его в своих руках до хруста… Артёму показалось, что его семья – самая большая и счастливая.

Брат и сестра, которые любят его любым, виновным и нет, которые готовы следовать за ним даже в такие злачные места. Большего, пожалуй, ему и не было нужно.

Разве что, выйти отсюда, в конце концов. И сыграть на гитаре что-нибудь минорное, протяжное. Чтобы они втроём сидели где-нибудь на одной из недостроек или заброшек, плечом к плечу, как сегодня у стены, передавали из рук в руки какую-нибудь холодную бутылку и тихонько смеялись.

Глава 13

Шах и мат. Когда в пятый раз искусственный интеллект поставил Олегу мат, он понял, что с шахматами пора заканчивать: всё равно мысли были как-то далековато от игры. Они беспрестанно возвращались к возмутительно доверительным и трепетным объятиям дочери с Филиппом, после которых Олег чуть было не прекратил свидание. Сдержался и, отхлебнув откровенно дрянного кофе, предложенного Ивановым, впился взглядом в стекло. Не то чтобы он не догадывался, что Фил не просто «друг Артёма», как утверждала дочь, но не ожидал осознать всё так скоро.

Вообще-то, повернуть назад Олег хотел ещё в кабинете оперативников, когда узнал фамилию Вариного спутника – Шаховской. Ещё тридцать лет назад, когда их с Андреем Шаховским пути пересеклись, Олег не столько понял, сколько почувствовал, что жизнь раз за разом будет их сталкивать. По разные стороны баррикад. Вот только последние пятнадцать лет Олег читал эту фамилию исключительно на Яниных чеках из магазинов техники и раздосадовано вздыхал: Андрей Шаховской, оставлявший в дураках многих, не был достоин такой жизни.

Только судьба распорядилась иначе. И снова столкнула их.

И Шаховской вновь оказался виновником всех бед – пускай пока и косвенным.

Олег встряхнул рукой и глянул на часы: обещанные Ивановым пять минут после короткого и сногсшибательного признания Родионова о сути происходящего уже превратились в семь, а дети всё ещё не соизволили появиться. «Дети… – качнул головой Олег, беззвучно посмеиваясь над собой. – Какие они, к чёрту, уже дети? Вон у Шаховского-младшего все руки сбиты, как будто он