Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арсей сел рядом с Недочетом.
— Рассуди нас, Арсей Васильич, — обратился к нему Недочет. — Я вот советую куме замуж итти, и она меня за это старым лаптем называет.
— А кто жених? — спросил Арсей.
— Что ты мелешь, Иван Иваныч? — рассердилась Прасковья Григорьевна. — Что перед сыном конфузишь?
— Ну-ну, матушка, ну, что в том плохого? — успокоил старуху Недочет. — Я сболтнул, ты меня поругала: свои люди — сочтемся… Кто жених, спрашиваешь? — Он обернулся к Арсею. — А хоть бы и я? Чем нехорош?
— Что и говорить! — рассмеялся Арсей. — Значит, не зря ты ей платочек подарил?
— Ах, чтоб вам пусто, бесстыдники! — сердито сказала Прасковья Григорьевна и была рада, что темнота скрывала ее лицо. — Ты лучше дело скажи, Иван Иваныч. А то время-то, глянь, уходит, а завтра на заре работать.
— И то правда, кума, — согласился Недочет. — Ночка коротка… — Он встал с земли и присел на кучку кирпича рядом с Прасковьей Григорьевной. — Ребята дом тебе решили строить, Арсей Васильич! Со мной советовались.
— Почему мне? — удивился Арсей. — Я что ж — многосемейный, что ли?
— Вот и я им тоже сказал. А они — против. «Не годится, — говорят, — чтобы председатель был бездомным».
— А ты, случаем, не приложил к этому руку? — спросил Арсей, стараясь в темноте рассмотреть лицо Недочета. — Может, сам уговорил?
— Убей меня бог! Пропади я трижды пропадом! — с жаром проговорил Недочет. — Ни одного слова! Обратное говорил: «Не будет ли нам с вами нахлобучки, ребята?» А они: «Хотим, — говорят, — чтобы председатель дом имел» — и ни в какую!
Арсей был польщен, хотя ничем этого не показал.
— Вот тут мы с Прасковьей Григорьевной думали, как и что, — продолжал Недочет, — и порешили вместе хозяйствовать. Одним словом, чтобы под одной крышей.
— Да вы что, в самом деле жениться вздумали?
— Я что? Я всегда готов, — сказал Недочет полушутя, полусерьезно. — Вот только невеста упрямится…
— Хватит тебе скрипеть, старый плетень! — недовольно сказала Прасковья Григорьевна. — Что срамишь перед сыном? Вот поднимусь и уйду.
— Ну-ну, матушка, извини, больше не буду, — заволновался Недочет. — Я что? Я на вопрос ответил. Вот такое предложение имеем, Арсей Васильич. Под одной крышей…
— А что скажет Дуняша?
— Дуняша согласна, — сказала Прасковья Григорьевна. — А он, — Прасковья Григорьевна показала на Недочета, — что ж он один будет, без призору? Некому ни постирать, ни заштопать. Как бобыль какой… А нам он свой человек, как никак — кум…
— Ну что ж, я согласен, — сказал Арсей. — Вместе так вместе.
— Спасибо, Арсей Васильич! — обрадовался Недочет. — Теперь дальше: порешили мы строить дом на моей усадьбе.
— Почему на твоей?
Недочет закрутил ус.
— Моя-то, чай, получше будет!
— Чем же получше?
— Как же? Огород в речку упирается. Капусту поливать, огурчики, помидорчики всякие — совсем рядом, под боком. И сад хороший.
— Сад и у нас есть.
— А какой? У вас яблоня араповка, а у меня — первосортная антоновка.
— Не та причина, — остановила спор Прасковья Григорьевна. — Тихон сулится, скоро вернется. Может, жениться захочет, отдельно жить…
— Так сразу и жениться?
— Может, и не сразу, а женится. Свой куток захочет иметь. Вот ему и будет наша усадьба.
— Зинке Медведевой каждый день письма шлет, — сказал Недочет. — В первый день, поди, обкрутятся.
«Все знает, старый! — с завистью подумал Арсей. — Все видит… И как это он умеет?..»
Арсей согласился с доводами матери. Обрадованный Недочет оживленно заговорил о том, что дом следует ставить в левом углу усадьбы, что напротив дома надо построить сарай для скота, а двор наполовину урезать и побольше насадить вишни.
Слушая старика, Арсей угадывал, что желание войти в его, Арсея, семью было давнишней мечтой Недочета. И было видно: планы, которые он сейчас горячо и торопливо излагал, им давно и не один раз обдуманы. Арсей был доволен: Недочета он любил, как родного.
Отказавшись от ужина, Арсей выпил кружку молока и, простившись со стариками, пошел в свой курень, улегся на мягкий ворох сухого и пахучего клевера. Некоторое время он слышал тихий говор Прасковьи Григорьевны и Недочета, но вскоре сознание заволоклось туманом и он заснул.
Проснулся Арсей внезапно. В приоткрытую дверь пробивалась полоска света. Спать больше не хотелось. Арсей встал, надел сапоги и вышел из куреня. Полная луна высоко стояла в чистом небе. Спящее село было залито холодным светом и видно, как на ладони.
Арсей потянулся и, застегнув пиджак, не спеша пошел по пустынной улице. Было тихо. Арсей чутко прислушался, но, кроме звука своих гулких шагов, ничего не уловил. Даже молодые тополя не переговаривались обычным своим шепотком — листья безмолвно повисли на ветках.
Арсей вышел на окраину села и завернул на скотный баз. Две больные коровы лежали возле изгороди, лениво пожевывая жвачку. Их лечил Недочет: в таких делах старик не уступал опытному ветеринару. Со дня возвращения из эвакуации колхозное стадо ночевало на пастбище за Белыми горами, возле речки, куда доярки приезжали три раза в день.
Рядом со скотным базом находился хозяйственный двор. Здесь под навесом стояли собранные и отремонтированные лобогрейки. Это было делом рук Петра Степановича и его помощников. Терпеливо разыскивая необходимые детали, они с упорством и удивительной изобретательностью восстанавливали машины. В другой стороне двора стояли брички, телеги — исправные и требовавшие починки. Всюду был порядок. Во всем чувствовалась хозяйская строгость Петра Степановича, который, помимо кузни, заведывал и всем этим разнообразным колхозным имуществом.
Кузнец все время проводил или в кузне, или на хозяйственном дворе. Он и спал здесь, под навесом: дома у него, в курене, жили жена, Ульяна и учительница Нина Семеновна. Постелью ему служили сухая трава, лоскутное одеяло и подушка.
Петр Степанович еще издали заслышал шаги Арсея, встал и
