Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

теперь вот нету табаку, весь вышел. Недочет ваш наотрез отказал. «Что у меня, — говорит, — табачная фабрика?..»

Денис обещал что-нибудь предпринять, хотя решительно не знал, как помочь делу. Однако не это расстроило его. Плотники поддержали Костюченко, когда он возразил высокому парню, но ведь им действительно приходилось не легко. Денис знал, что хлебный паек, который выдавало правление колхоза, был мал. А кроме хлеба правление почти ничего не отпускало.

Не сытно жилось и в тракторной бригаде. Но на тракторе, как считал Денис, работать было легче. К тому же прицепщицы Зина и Надя оказались на редкость изобретательными поварихами. Денис был уверен, что его бригада находится в лучшем положении. А вот на других участках было куда трудней.

Между деревьями мелькнул просвет. Денис сделал еще несколько шагов и вышел на опушку леса. Перед ним бескрайным разливом переливалась яровая пшеница. Легкий ветерок гнал по ней мелкие частые волны. А ведь совсем недавно вместе с Антоном водил Денис по этой земле тракторы… Денис вошел в пшеницу. Крупными колосьями она ласкалась к нему.

— Хлеб! Вот он, наш хлеб! — прошептал Денис. — Вот оно, наше богатство!.. — Денис ловил руками упругие колосья, — Красавица!.. Наша красавица!.. — говорил он, не находя других слов, чтобы выразить охватившее его волнение. — Скоро ли ты поспеешь? Скоро ли выручишь нас?..

И пшеница, словно отвечая на ласку, бежала к его ногам зыбкими волнами. Тонкие усики колосьев зелеными иглами сверкали на солнце. Денис нагнулся, подставил колосьям лицо. Они щекотали ему щеки, лоб, уши, цеплялись за волосы. Он крутил головой и бормотал что-то радостное, охваченный этой волнующей лаской. Так играет человек с ребенком, отдавая свою голову в его мягкие ручки.

В стороне послышался знакомый голос. Денис разогнулся и увидел на опушке леса Куторгу. Счетовод махал ему рукой.

Денис выбрался из пшеницы. Куторга подошел к нему.

— Здорово был, товарищ секретарь комсомола! — сказал он. — Хлебушком любуешься? — Куторга развел руками. — Раздолье!.. Чистое, как стеклышко! Теперь будет расти, помощи не потребует. Аж до самой уборки.

Денису не хотелось поддерживать разговор. Припадая на правую ногу, он пошел по тропинке между лесом и пшеницей. Куторга поплелся за ним. Они дошли до дороги, за которой черной пашней расстилался паровой клин.

— Дело у меня к тебе, Денис Андреич. — Куторга в первый раз назвал Дениса по отчеству. — Давно хотел свидеться, да все не получалось… — Он откашлялся, надвинул картуз на лоб, точно стыдился того, что хотел сказать. — Ты как главный в комсомоле, а комсомол в нашем колхозе заместителем партии является…

— Раньше, помнится, ты был другого мнения о комсомоле, — заметил Денис. — Кажется, ты нас называл «артелью молокососов»?

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — спокойно ответил Куторга. — Мало ли что было раньше? Раньше и войны не было. А она, война-то, нас многому научила.

— Неужели? И тебя тоже?

— И меня. И, может, меня больше, чем других. Скажу прямо, до войны я не понимал, какую роль имеет комсомол в строительстве социализма.

— А теперь понял?

— Теперь понял.

— Слава аллаху! — насмешливо воскликнул Денис. — Выходит, война была необходима.

— А ты не смейся, Денис Андреич, — обиделся Куторга.

— И не думаю. Говорю откровенно. Многое должно было случиться, чтобы ты заговорил по-другому.

— Как у кого голова устроена, — возразил Куторга.

— До войны твоя голова была устроена против комсомола. Это точно. А вот перестроилась ли она теперь — я что-то сомневаюсь.

— Дело твое, — хмуро сказал Куторга. — Только напрасно ты меня отталкиваешь.

— Не отталкиваю. Говори, что ты хочешь?

С минуту они шли молча.

— Вот я хочу спросить тебя, — начал Куторга, — почему в нашем колхозе допускается беззаконие к человеку?

— К кому именно?

— Да хотя бы ко мне!

Денис смерил счетовода недоверчивым взглядом.

— Кто ж это к тебе беззаконно относится?

— Председатель колхоза.

— Арсей Быланин?

— Кто у нас, кроме него, председатель?

— Какое же он к тебе беззаконие допускает?

— А вот слушай…

И Куторга, не жалея красок, нарисовал сцену, которая произошла между ним и Арсеем в правлении колхоза.

— Та-ак… — сказал обескураженный Денис. — Ругался, говоришь? С кулаками лез?.. А за что?

Куторга искоса со злорадством посмотрел на Дениса.

— Совесть у человека запачкана. Вот и свирепствует.

Денис остановился.

— Мне туда, — показал он в сторону, где стоял вагончик тракторной бригады. — Говори ясней, в чем дело?

Куторга медлил. Торжествующая усмешка кривила его губы.

— Говори ясней!.. — насмешливо сказал он. — Тебе только одному не ясно. Тоже политический руководитель! Под носом разложение и разврат, а он, как слепой, ничего не видит.

Денис сжал кулаки.

— А ну, что ты еще скажешь?

Куторга струсил, но виду не подал.

— Все то же — председатель разлагается. Ваш комсомолец и коммунист товарищ Быланин.

— Факты?

— Жена моя Ульяна — вот тебе факт! — крикнул Куторга. — С женой моей спутался!

Денис посмотрел на счетовода так, точно хотел насквозь пронзить его взглядом.

— Ой, брешешь ты, Демьян!

— Собака брешет, — огрызнулся Куторга, — а я человек и говорю правду! Мне Ульяна сама во всем призналась.

Денис, не слушая больше счетовода, зашагал вперед. Куторга скоро отстал, вернулся на дорогу, ведущую в Зеленую Балку.

«В такое время и заниматься такими делами!.. — с возмущением думал Денис, шагая по перепаханной дорожке. — Как только не стыдно!.. Люди жилы выматывают на работе, а он… Уважение народа меняет на бабью юбку».

Впереди одиноко маячил вагончик. Тракторы ушли в дальний конец загонов, и оттуда доносился их ровный приглушенный гул. Денис сошел с дороги и лег на высохшую пашню, подложив под голову руки. Он почувствовал слабость, разлившуюся