Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

разлетаются по кабинету клочья порванных им бумаг. – Теперь мы вмест е с моим верным другом Вильгельмом начнем новую битву за Европу!

Затем император, о чем-то подумав, повернулся к стоящему перед ним министру иностранных дел Будбергу:

– А что там у нас в Далмации? Сдал ли Сенявин французам или австрийцам Бокко-ди-Катторо?

– Нет, ваше величество! Сенявин, как всегда упрям и своеволен! В Катторо он впился, как голодный пес в сахарную кость! – с готовностью ответил, известный своей ненавистью к французам министр.

– Браво! – улыбнулся император. – Хоть одна приятная новость! Оказывается, иногда упрямство тоже приносит пользу. Сенявин будет моей первой припаркой Наполеону! Немедленно передайте Сенявину, что бы Катторо он ни в коем случае не отдавал, а, напротив, вышвырнул французов из Далмации вообще!

Как всегда бывает в подобных случаях, неприятель узнал о наших намерениях куда раньше, чем мы сами. Поняв из срочной наполеоновской депеши, что новой войны с русскими уже не избежать и его катторская авантюра провалилась с треском, Мармон все же предпринял последнюю отчаянную попытку вырвать у Сенявина город. Он буквально забросал вице-адмирала угрожающими письмами, но никакого эффекта это на Сенявина, разумеется, не возымело. Все посягательства на Катторо Сенявин искоренял на корню.

26 августа, изнуренный бешенной скачкой, курьер доставил вице-адмиралу письмо. С трепетом в душе, Сенявин вскрыл его, пробежал глазами и сразу на сердце отлегло. То было высочайшее повеление возобновить боевые действия с французами. Александр писал, что если до прибытия курьера Катторо уже сдана, то необходимо немедленно вернуть ее назад. Слова "воля его императорского величества есть на всемерное продолжение воинских действий…" вице-адмирал перечитывал, наверное, с десяток раз.

Прилагались к письму и запоздалые императорские награды за занятие Катторо: Сенявину учреждалось отныне ежегодно 12 000 рублей столовых денег, статскому советнику Санковскому орден Анны 2-й степени, осыпанный бриллиантами, митрополиту Петру Негошу была прислана украшенная бриллиантами митра и три сотни медалей, для раздачи храбрейшим из черногорцев. За митрополита и черногорцев Сенявин был рад. Известие о прибавлении столовых денег встретил иронически:

– Куда мне столько съесть!

Более всего был рад самому письму.

– Ну, теперь покажем мы господам-якобинцам кузькину маму! – приговаривал, бережно поглаживая ладонью письмо и отдавая распоряжение о немедленном созыве совещания старших офицеров.

С наградами были присланы и грамоты производства в следующие чины для офицеров. В числе других получил лейтенантский чин и Володя Броневский. Свое производство отмечал он в кругу товарищей, а потом в доме у Маши.

Не меньше наших радовались возобновлению войны черногорцы и бокезцы. Всю ночь в их лагере шло гулянье. Награжденные хвастались медалями, остальные горели желанием заслужить такие же. Все палили в воздух. Ружейной пальбе вторили холостые залпы, то заторопились в море предприимчивые корсары. Эти спешили наверстать упущенное, и заработать хорошие деньги на захвате рагузских судов, которые еще не успели разбежаться по своим портам.

– Откуда начнем, Дмитрий Николаевич? – вопросили Сенявина собравшиеся на совет.

– Начнем с мыса Остро! – был им ответ. – Мы русские, а потому порой медленно запрягаем, зато уж ездим всегда быстро! А теперь, кажется, пришла пора прокатиться с ветерком!

От Катторо до мыса Остро несколько минут хода. Туда немедленно был направлен корабль "Святой Петр". Развернувшись бортом против батарей, он дал полновесный залп, за ним другой, третий. Бомбардировка длилась весь остаток дня и прекратилась лишь с темнотой. За ночь французы подправили, было, свои укрепления, но с рассветом все снова было сметено ядрами. Начальник французского авангарда генерал Молитор решил подкрепить свои бомбардируемые батареи. Загрузив припасами и порохом два транспорта, он послал их к мысу. Но только транспорта отошли от берега, как был перехвачены "Венусом". Шкипера французы дружно протянули Развозову бумагу. Молитор извещал русского капитана, что он, якобы, приказал прекратить боевые действия, возникшие из-за каких-то недоразумений, и уже договорился с Сенявиным о посылке на своих судах нескольких бочек воды и провианта для гарнизона Остро. Шкипера смотрели преданно и подобострастно, но Развозов засомневался. Задержав транспорта, он послал баркас в Катторо за разъяснением ситуации. Ответ от Сенявина пришел немедленно. "Неприятелю верить не должно, тем паче французам. Вы господин капитан, отвечаете, если суда не будут взяты». Разумеется, приказание было выполнено. На следующий день Остро пал.

На следующий день наши очистили от врага еще одно передовое укрепление – Молохитский редут и взяли в добычу три груженых ядрами, порохом и снаряжением судна.

А спустя всего один день черногорцы во главе со своим митрополитом Петром и бокезцы, с не менее храбрым воеводой графом Невличем, внезапной атакой выбили французов из их укреплений на выходе из Катторского залива, на которые возлагали столько надежд и Лористон, и Мармон. С моря атакующих поддержали огнем российские корабли. Французы бежали.

Однако это не помешало европейским журналистам написать, что Катторо уже захвачена Мармоном. В Венеции о новой победе объявили при барабанах в городском театре. Новость дошла до Наполеона, и командующему Далматинской армией пришлось долго оправдываться перед императором.

– Начало комедии не годится ни к черту! – зло констатировал происшедшее Мармон, после хорошей взбучки из Парижа.

Тем временем Сенявин наращивал удар за ударом. Словно сжатая до предела гигантская пружина, начала возвращаться в свое первоначальное состояние, круша и сметая все на своем пути. Французов раз за разом отбрасывали все дальше. Отряды графа Войновича и знаменитого юнака Вуко Юро напали на одну из французских колонн и, перебив большую часть, гнали остальных до самой Новой Рагузы. Затем уже со стороны берега был взят небольшой, но хорошо укрепленный порт Молонта, что в полпути от Катторо к Дубровнику. Трофеи там были взяты весьма знатные: сорок пушек и десять груженых припасами судов.

Особенно жестокое сражение разгорелось за урочище Волчье жерло. И там верх был за нами! Оставив с полтысячи убитых, французы бежали. У нас, как всегда, впереди были неустрашимые черногорцы. В битве за Волчье жерло пал известный храбрец воевода Ускокович. Теперь Мармон, опять, оказывался почти запертым все в той же Рагузе. Из Италии через горы к нему спешно перебрасывались новые полки. Французская флотилия попыталась было что-то предпринять, но, только выйдя в море и, увидев российские корабли, сразу же повернула вспять и более уже не показывалась. Зато прямо к нашим направилась тяжелогруженая требака под французским флагом.

– Уж не брандер ли? – заволновались наши, изготовившись к ее расстрелянию.

Но над требакой подняли белый флаг. Когда выяснили что к чему, почесали затылки. Чтобы не утруждать себя излишней заботой, Мармон собрал всех своих тяжелораненых, числом за две сотни и, погрузив