Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

то нынче весь вышел, теперича у них Банапарт по колено в крови ходящий! – ничуть не удивлялись вторые.

В кают-компанию корабля зашли пленные французские офицеры, которые, по указанию Сенявина, столовались наравне со всеми и имели во всем имели полную свободу. Французы сегодня отъезжали и пришли попрощаться. Увидев Яминского, со стыдом отводили взоры.

– У нас тоже есть разные люди! – говорили, оправдываясь. – Простите нас!

– Бог простит! – отвечали наши. – Езжайте и помните, что честь нации определяется не свирепостью к слабому, а снисхождением к беззащитному! Руки на прощание уезжающим не подал никто.

* * *

По возвращении вице-адмирала в Катторо, австрийцы, прознав, что-то о предмете его переговоров с Лористоном, попытались было объясниться, но Сенявин видеть их не пожелал вовсе:

– Надоели хуже горькой редьки! Пусть объясняются с Санковским!

Но статский советник от дипломатии тоже выяснять отношения с союзниками не захотел. Он попросту сказался больным и закрыл свой дом на все засовы. Пользуясь передышкой, офицеры и матросы увольнялись на берег, где предавались скромным радостям отдохновения. Из воспоминаний мичмана корабля "Уриил" Григория Мельникова: "Сего 11 числа по утру, получа позволение, как от своего командира, так и от вице-адмирала Сенявина, отправился по собственно своей надобности в город Катторо вместе с некоторыми офицерами фрегата "Венус" и, пробыв там до вечера следующего числа, возвратился на корабль."

Причиной увольнения была свадьба друга и однокашника Володи Броневского мичмана Сипягина с «Уриила». Захваченные к этому времени призы были, в сопровождении корабля "Ярославль", отправлены на Корфу. Одним из них, после починки, и переоборудования, предстояло стать вспомогательными судами российского флота, другим быть проданным местным купцам и мореходам.

Чтобы не оставлять без внимания французов и австрийцев в крейсерство вдоль далматинского берега были направлены отряды контр-адмирала Сорокина и капитана 1 ранга Белли: "Параскевия", "Азия", "Уриил", "Венус" и мелкие суда, и корсары. Блокада побережья продолжалась.

Из хроники крейсерства: "Явился на наше гребное судно, ходившее на рагузинский берег за провизиею, бывший до сего времени на австрийской службе российский солдат Курского мушкетерского полка Гаврило Яковлев, который, по словам его, во время бывшей, пред сим французской войны, попался к австрийцам, где и принужден был вступить в их службу. Но, не имев желания быть в оной и притом, воспользуясь оказиею, уйти на русские суда, отлучился от своей команды и сначала скрываясь на острове Каламота, а потом уже переплыл на берег и между тем он сказывал, что в упомянутом отряде австрийских войск, находящихся на острове Каламото еще есть до 50 русских солдат, которые точно, таким же образом, как и он, достались австрийцам и удерживаются ими. Сей солдат, согласно его желанием и повелением начальства принят был на корабль "Уриил" в то же звание".

Тем временем произошла серьезная рокировка и во французском стане. Недовольный медлительностью и нерешительностью Лористона, Наполеон заменил его на более энергичного генерала Мармона. Последний был любимым адъютантом Наполеона еще в Египетском походе, а потому император считал Мармона бесконечно преданным себе. Увы, придет время, и маршал Мармон в самый сложный момент предаст своего благодетеля, сдав Париж союзникам. Однако пока до этого предательства еще долгих девять лет, и Мармон пользуется полным доверием Наполеона.

– Этот Сенявин упрям, что черт и никак не хочет отдавать Коттаро! – вводил в курс дела своего преемника Лористон.

– Эти скифы всегда упрямы! – ухмыльнулся Мармон. – Но вся их азиатская хитрость на виду, а от упрямства излечивают картечью!

– Увы, милый Огюст, не все так просто. – вздохнул Лористон. – Впрочем ситуация теперь в твоих руках, так что желаю удачи!

Свое вступление в должность генерал ознаменовал новым наступлением. Получив большие подкрепления и доведя силы своей армии до двадцати пяти тысяч, Мармон напал на черногорцев. Однако застать воинственных горцев врасплох ему не удалось. Горцы успешно отразили все атаки, а затем отошли в полном порядке в урочище Мокрино. Потерпев неудачу с горцами, Мармон попытался затем оттеснить передовые войска генерал-майора Попандопуло, чтобы, отрезав русский отряд от Герцеговины, быть в готовности уничтожить его сразу же по возобновлению войны. Был момент, когда французы уже обошли наших со всех сторон, но, в конечном счете, у них и здесь ничего не вышло. Предусмотрительный Попондопуло вовремя отвел своих солдат, в полном порядке. С моря их прикрывали боевые суда. В открытых портах зловеще чернели пушки, готовые в любой момент разрядиться картечью по французским гренадерам. Укрепив небольшие крепостицы Херцегнови и Эспаньолу, наши окончательно остановили противника. Несколько раз в горячке Мармон еще пытался вплотную подойти к крепостям, но грозный вид, подошедшего к самому берегу линейного корабля "Ярослав", вынудил его отказаться и от этой попытки.

Уже какую-то неделю спустя после вступления в должность, Мармон запишет в своем дневнике следующее: "Между тем распространился слух о том, что война продолжается, русский адмирал получал ежедневные подкрепления. Сухопутные войска прибывали с острова Корфу под начальством генерала Попандопуло. Эти распоряжения вовсе не казались миролюбивыми… стали подозревать намерения Сенявина. У него предполагали вражду против нас, боялись, чтоб он не выдал Катторо англичанам, подобно тому, как австрийцы выдали этот город ему самому. С минуты на минуту англичане могли прибыть и войти в форты. Все представлялось неверным и темным".

– Я не верю ни царю Александру, ни его адмиралу. Последний вообще продувная бестия, спит и видит, подложить мне свинью и поднести Катторо на блюде проклятым Джимми! Но я не могу драться с Сенявиным в силу мира между нашими державами, а на законы и договора он плюет с самой высокой мачты! – уже выговаривал во всю Лористону Мармон. – Послушай, окажи мне последнюю услугу перед отъездом в Париж, навести нашего упрямого "визави", может тебе все же удастся напоследок убедить этого строптивца!

Лористон неопределенно вздохнул. В успехе своей миссии он вовсе не был уверен. Однако отказывать старому другу было не в его правилах, тем более, что теперь вся ответственность за здешние дела уже лежала не на нем. Это радовало особо!

– Хорошо! – сказал Лористон, подумав для приличия. – Я постараюсь сделать все, что возможно, хотя в таком мутном деле, как, сам понимаешь, ручаться за успех никак нельзя!

В Коттаро Лористон прибыл в легкой коляске и с небольшом конным конвоем.

– Я уже не от себя, а от нового командующего генерала Мормона, – сказал он Сенявину при встрече. – Генерал просил меня узнать, когда же все-таки вы намерены освободить город!

Шесть лет спустя под Москвой в Тарутине тон генерала Лористона, умоляющего Кутузова о мире будет уже совершенно иным. Пока же в