Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

голосе Лористона слышался металл. Франция еще не познала всесокрушающего разгрома, и ее генералы просто не умели, не быть надменными с неприятелем. Но у них все еще впереди… Поза Лористона не произвела на Сенявина ровным счетом никакого впечатления. Российский главнокомандующий к подобным трюкам был вообще не восприимчив.

– Ведь я говорил уже вам, генерал, что ни в коей мере не отказываюсь исполнять параграфы подписанного договора Убри, но для этого мне необходимо лишь его подтверждение от императора! – ответил он на слова Лористона.

– Это хорошо! – снисходительно кивнул головой француз. – Тогда успокойте бокезский народ и уверьте его в том, что мой император готов забыть все их былые прегрешения, если они станут ему служить столь же ревностно, как некогда служили и вам!

– Непременно! – кивнул ему Сенявин.

– Но когда вы передадите нам Катторо?

– А хотя бы 15 августа! – с деланным равнодушием ответил Сенявин. – Число для меня роли не играет. Я готов покинуть город хоть завтра. Однако все сейчас упирается в статского советника Санковского. Он представляет здесь интересы нашего министерства иностранных дел, и без его визы я не могу сделать и шага! Лористон нахмурился. Ни о каком Санковском он не имел ни малейшего представления. Внезапное появление еще одной инстанции у русских было для него неприятным сюрпризом.

– Где же этот ваш Санковский? – с плохо скрываемым раздражением спросил генерал.

– Увы, он давно болеет!

– И тяжело?

– Страшно сказать, чрезвычайно! – сделал скорбную мину Сенявин. – Но даст бог вылечится!

– Могу ли я его потревожить? – Лористон внимательно всматривался в лицо русскому командующему: говорит ли тот правду, или это опять очередное скифское коварство.

Сенявин был непроницаем.

– Нет, нет и нет! – сказал он с всею возможной грустью. – Болезнь его столь страшна и заразна, что я вынужден даже выставить вокруг его дома крепкий караул.

– Ну, что же, – с сожалением согласился Лористон, – Мы согласны некоторое время подождать. Главное, что мы все с вами решили в принципе!

– Разумеется! – кивнул Сенявин. – Всего вам доброго на новом поприще!

В передней Лористон лицом к лицу столкнулся с прознавшими о приезде французского генерала и прибежавшими по этой причине австрийцами. Увидев Лористона, эмиссары Вены шарахнулись от него в сторону, как от чумы. Лористон прошагал мимо, даже не повернув головы.

– Наш любезный адмирал! – влетели к Сенявину в кабинет австрийцы. – Мы любим вас всей душой, ценим ваш ум и прозорливость! Проявите ж ее еще раз и передайте Бокко-ди-Катторо нам, а не французам, и мы гарантируем вам здесь самое лучшее отношение и обеспечение всем необходимым!

– Опять двадцать пять! – поразился их наглости Сенявин. – По-моему, мы все уже обсудили, и возвращаться к этой теме смысла более нет!

Тем временем Лористон перебрался в гавань на нанятую требаку. Вечером того же дня он отписал письмо Мармону: "…Я только что переговорил с адмиралом Сенявиным, мой дорогой Мармон, и я с ним условился о том, каким образом произойдет передача города и фортов Боко-ди-Катторо. Я не мог назначить день, потому что г. адмирал не может ничего решить без статского советника Санковского, которому поручена вся гражданская власть. Г. Санковский нездоров и находится в Коттаро. Я дал понять адмиралу, что эта болезнь не должна нисколько задержать выполнение мирного договора…"

Получив письмо и прочитав его, Мармон со злостью швырнул бумагу на пол:

– Идиот! Сенявин провел его, как мальчишку!

Что и говорить, Мармон был взбешен. Любимец фортуны, он боялся малейших неудач. Свое назначение в Далмацию генерал расценил, как непродолжительное путешествие, долженствующие принести победы и славу. Да и что могло угрожать ему в этом захолустье Европы после фантастических по масштабам битв на главных полях континента! И вот, невесть откуда, появляется никому не известный русский адмирал и начинает нагло трепать нервы, то и дело, норовя еще и обмануть! Кто ж выдержит такое? Скоро все, естественно, станет известно Наполеону, и тогда жди вместо благодарственных писем хорошей трепки. А уж воздать даже за малейшие неудачи император умеет!

– Передайте Лористону, что пусть берет этого Сенявина за грудки и трясет как грушу, пока тот не осыплется! – велел он.

О, как просчитался Мармон. Не Лористон, а Сенявин взял генерала за грудки, да еще как! Когда Лористон в очередной раз заявился на "Селафаил", и стал было топать ногами, Сенявин внезапно заявил:

– Успокойтесь и отдышитесь! Теперь Катторо я оставлять, не намерен вообще!

– Но как же Убри, письма и, наконец, ваше слово? – опешил французский генерал.

– Еще нет примеров в истории, чтобы выполнение мирных статей когда-либо могло иметь место прежде размена ратификаций! – объявил Лористону Сенявин, заранее подготовленную им фразу, чем сразил француза наповал.

– Но ведь это целая вечность! – невольно в отчаянии вырвалось у Лористона.

– Кстати, почему бы вам не оставить самовольно занятые батареи на входе в Катторский залив на мысе Остро! Покажите ваше миролюбие в деле! Иначе я буду вынужден принять ответные меры!

Лористон погрустнел. Занятие Мормоном батарей было произведено после перемирия, а потому являлось незаконным. Но не уступать же русским, показывая свою слабость!

– Генерал Мармон человек не такого характера, чтобы его устрашить, а потому его войска не отступят ни на шаг!

– В таком случае мы тоже не отступим ни на шаг из Катторо! Честь имею!

Владимир Броневский в своих воспоминаниях эту живописную сцену описал следующим образом: "Лористон, удивленный такой переменой, прекратил переговоры и, свидетельствуя личное свое уважение адмиралу, сожалея о потерянном времени и прощаясь по обычаю французских дипломатов, сказал: "Что он от сей остановки опасается весьма бедственных для Европы следствий и что адмирал сим отлагательством навлечет государю своему и отечеству большие неприятности".

Это была уже открытая угроза, но Сенявин пропустил ее мимо ушей. Мало ли чего не скажет обиженный! Получив от ворот поворот, Лористон ретировался в Новую Рагузу. Зато снова объявились уже не раз выгнанные австрийцы:

– Боже мой! Как мы рады, что вы избавили нас от этого наглого француза! – объявили они, как, ни в чем не бывало. – Теперь отдавайте нам Бокко-ди- Катторо, как можно скорее, пока он не вернулся и дело с концом!

– Как вы мне все надоели! – сорвался Сенявин и грохнул, что было мочи, кулаком о стол. – Оставьте меня в покое и… до свидания!

На адмиральском столе уже лежала новая бумага. На этот раз российское министерство иностранных дел подтверждало передачу Катторо уже австрийцам. Сенявин, разумеется, уже попривык к конвульсиям