Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Собираясь с духом и приходя в себя, враждующие стороны застыли без движения. Лишь партизаны-черногорцы ежедневно беспокоили французов своими дерзкими вылазками в глубокий тыл, где выжигали селения и забирали все ценное. Усталость французских солдат была настолько велика, что, даже видя возвращающихся с добычей горцев, они их даже не преследовали. На море же по-прежнему безраздельно господствовал российский флот… Когда обстановка несколько успокоилась, мертвых погребли, а раненные уже начали выздоравливать, Сенявин устроил в Катторо большой обед по случаю отбития приступа, как мог, наградил отличившихся в последних боях. Память об этом необычном обеде осталась у его участников навсегда.

Из воспоминаний участника событий: "По прогнании Мармонта от Кастель-Ново, адмирал, ободрение солдатам, дал великолепный и заслуживающий особенное внимание военный пир. После молебна за дарованную Богом победу над превосходными неприятельскими силами, войско стройными рядами прошло церемониальным маршем на площадь в крепость. Там ожидал храбрых солдат, приготовленный попечительностью начальника, сытный обед; каждый из них получил порцию водки и по бутылке виноградного вина. Посреди палаток, поставленных между столами, адмиральская отличалась поднятым на оной флагом; перед нею поставлены были полковые пушки, а по сторонам оркестры музыки. К столу главнокомандующего приглашены были не по старшинству чинов: сей части удостоились одни только офицеры, отличившиеся особенными подвигами или примерной храбростью. Здоровье егеря Ефимова объявлено из первых, причем сделано было пять выстрелов, а товарищи его при восклицаниях: ура! качали его на руках. Таким образом, все приглашенные удостоены были особенной почести питья за их здоровье. Участники сего праздненства не могли без умиления об оном рассказывать. Все солдаты столь живо чувствовали сию необыкновенную честь, что усердные, искренне приветствия: ДАЙ БОЖЕ ЗДРАВСТВОВАТЬ ОТЦУ НАШЕМУ НАЧАЛЬНИКУ! произносились с восторгом беспрерывно. По окончании уже стола игумен монастыря Савино, восьмидесятилетний старец, вошел в палатку, приветствовал адмирала истинным, вернным изображением всеобщих к нему чувствований любви и признательности. Последние слова его речи были: ДА ЗДРАВСТВУЕТ СЕНЯВИН! и слова сии повторились войском и собравшимся во множестве народом сильнее грома пушек. Адмирал отклонил от себя все особенные ему предложения почести. Знать совершенно цену добрым начальникам и уметь быть к ним благодарным за все их попечения, и внимание всегда было и будет коренною добродетелью Русского солдата. Вот средства и причины, которыми Сенявин приобрел неограниченную доверенность от всех вообще своих подчиненных, как офицеров, так и солдат. Каждый уверен был в его внимании и с радостию искал опасностей в сражении. Сенявин, скромный и кроткий нравом, строгий и взыскательный по службе, был любим как отец, уважаем как справедливый и праводушный начальник. Он знал совершенно важное искусство приобретать к себе любовь и употреблять оную единственно для общей пользы. После сего удивительно ли, что в продолжение его начальства солдаты и матросы не бегали, и не случалось таких преступлений, которые заслуживали бы особенное наказание. Комиссия военного суда не имела почти дела. В госпиталях скоро выздоравливали".

Тем временем в Рагузе Мармон диктовал послание Наполеону.

– Победа была уже в моих руках, но 18-й полк опоздал с атакой на каких-то десять минут, и нам из-за этого не удалось разгромить русских совершенно. Однако цель наступления достигнута, и я показал этим скифам наше превосходство!

– Этих русских была целая орда, и никто в мире, даже сам император, не смог бы одолеть эти бесчисленные скопища! – поддакивали ему адъютанты.

– Да! Да! Конечно! – оживился Мармон. – Их было так много, что наши солдаты просто не могли их всех переколоть штыками! Но мне нужны свидетельства!

– Свидетельства будут! – заверили генерала сообразительные адъютанты. Любопытное свидетельство приводит известный нам мичман Мельников: "Адъютант генерала Мармона, расспрашивая одного из наших пленных гренадеров о числе войск, находившихся при сем последнем сражении, и узнав, что оных было очень мало, сказал ему, что ежели кто из французских чиновников будет о сем его спрашивать, то отвечал бы, что наших войск было не менее 10 000 человек, за что он получит награду, а в противном случае подвергается строжайшему наказанию. И когда сей гренадер действительно был представлен к генералу Мармону, то, при сделании ему означенного вопроса, принужден был отвечать так, как уже выше сказано, за что его, согласно с обещанием, наградили хорошей порциею. Такого рода вопрос сделан был для того, дабы в рапорте генерала Мармона к своему императору можно было показать, что, по словам русских пленных, число их войск, находившихся в последнее сражение против французов, простиралось до 10 000 человек, чрез что он мог представить и причину, по которой не в силах был овладеть Катторою".

Скромностью и чистоплотностью в делах Мармон не отличался никогда, зато умением сочинять реляции владел в совершенстве. Бои между тем понемногу стихли и теперь противники, настороженно поглядывая друг на друга, укрепляли свои позиции да разменивали пленников.

В те дни Мармон допустил и большой промах, послав карательный отряд сжечь несколько пограничных турецких селений, жители которых отказались поддержать французов. Селения были спалены, но теперь помимо черногорцев на французов, то и дело начали нападать озлобленные турки. И все же Мармон предпринял еще одну попытку перехватить инициативу, атаковав городок Ризано.

Из описания хроники этого сражения, случившегося 20 сентября: "Мармон не видя с нашей стороны никакого препятствия, переменил позицию, стал от крепости в трех верстах и тотчас выслал две сильные колонны. Одна шла по берегу, другая, обходя крепости, подвигалась по холмам. Первая сделала вид приступа, последняя показывала, будто хочет прорваться внутрь провинции к Ризано. Но оба сии вида были обманные, ибо французы знали, что тому гарнизону, который мог бы стоять против них в поле, не имея артиллерии, нельзя ничего сделать в крепостях, знали так же и то, что в Ризано с таким числом им пройти невозможно. Цель их состояла в том, чтобы осмотреть силу крепостей, выманить регулярные войска и если удастся, то отрезать и потом истребить их. Первый неприятельский отряд зажег загородные дома бокезцев и одно турецкое пограничное селение за то, что жители сего последнего не подняли противу нас оружия. Сия жестокость была наказана и стоила им великой потери. Когда первая колонна приблизилась к крепости, корабль "Ярослав" вместе с оною, картечным перекрестным огнем рассеял ее и едва малые остатки успели соединиться со второю. пушечные громы были сигналом общего нападения. Не можно было черногорцев и приморцев, при виде пылающих домов их, удержать на своих местах, как-то было предполагаемо. Они с ужасным криком высыпались из секретных мест, бегом спустились