Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

Гертруда в Раунтоне взяла это письмо с обеденного стола за завтраком, отнесла в свой кабинет, очистила стол – как обычно, сгребя все книги и бумаги на пол, – и села писать ответ. Доклад, который она сочинила по просьбе военного министерства, свидетельствовал о ее понимании сложной политической ситуации. Расклад был таков: Сирия настроена проанглийски, и ей не нравится растущее влияние Франции в регионе. В данных обстоятельствах Сирия вполне могла бы перейти под британскую юрисдикцию:

«На стороне Багдада наша чаша весов намного тяжелее немецкой из-за важности отношений с Индией – главным образом торговли. Присутствие в Багдаде большого корпуса немецких инженеров, занятых строительством дороги, для Германии преимуществом не будет, потому что их не любят. В целом я сказала бы, что Ирак не особенно хочет видеть Турцию в войне против нас и не примет в ней активного участия. Но Турция, вероятно, обратится… к арабским вождям, которые находятся под нашей защитой. Такие действия будут крайне непопулярны у арабских юнионистов, глядящих в сторону Саид-Талиба из Басры и Кувейта и Ибн Сауда и видящих в них сильных защитников своих интересов. Саид-Талиб – дикарь-одиночка, от него нам никакой пользы, но наши люди (коммерсанты) с ним поддерживают превосходные отношения…»

Суть ее доклада была полностью подтверждена на месте инспекторами военного министерства, которые знали собственные арабские вилайеты[29], хотя не видели картину в целом, которую легко могла теперь, после эпического путешествия в Хаиль, описать Гертруда. Это в первый раз Уайтхолл признавал ее замечательные знания и пользовался ими. С этого дня ее будущее было связано с британским правительством.

«Доклад Белл» быстро переправили в Каир, а также министру иностранных дел сэру Эдуарду Грею. Грей, как многие тогдашние чиновники и политики из либеральной партии, был Беллам хорошо известен. Хью сидел с ним в совете Лондонской и Северо-Восточной железной дороги, а скромный трактат Грея о ловле рыбы на муху был в числе книг, которые Гертруда брала с собой в пустыню как напоминание об умеренной природе Англии – она сказала ему об этом по возвращении из Хаиля, когда Грей одним из первых посетил Слоун-стрит.

Жизнь менялась повсюду – для одних меньше, для других больше. Журналы были полны фотографий светских красавиц в военной форме: графиня Бэтхерст в форме Красного Креста, маркиза Лондондерри в мундире Женского легиона. Новый британский «Вог», который Гертруда в последнее время иногда читала, показал портрет герцогини Веллингтон, вяжущей солдатский носок. Миссис Винсент Астор, сфотографированная в изумительной летней шляпке, сообщала, что хочет открыть дом для выздоравливающих вблизи Парижа. Леди Рэндольф Черчилль «организовала очень красивые живые картины». Гертруда, отлично понимавшая глупость всего этого, желала найти работу, соразмерную своим способностям. «Я просила кое-кого из моих друзей в Красном Кресте взять меня на первую же подходящую работу, – сообщала она в дружеском письме, – и написала друзьям в Париж, могу ли я им чем-нибудь там помочь… Аравия подождет».

В данный момент все, что она могла сделать, – это влиться в поток благородных дам на рабочие места и взяться за аристократическую работу клерка в госпитале в доме лорда Онслоу в Клэндон-Парке в Суррее – одном из многих больших домов, теперь занятых ранеными. В отделениях лечилась сотня бельгийских солдат, но, к горькому разочарованию Гертруды, ее поставили на рутинную секретарскую работу, а к настоящей сестринской не допускали. Она жаловалась Флоренс, что ей совершенно нечего делать. Особенно скучны были воскресенья. В одно из них она пошла погулять и зашла выпить чаю к своим суррейским друзьям, семье Джона Сент-Лоу Стрейчи, которые тоже спальни своего большого дома заселили выздоравливающими. В Раунтоне Флоренс готовилась к тому же. Она сказала Гертруде, что вначале их будет двадцать, потом больше, и Гертруда подумала, как же они все разместятся. Она сообщила Флоренс об одном из первых пациентов у Стрейчи – конголезском солдате, который с трудом расстался со своим большим ножом – он привык класть этот нож рядом с кроватью. Он объяснил, что в его районе Африки пленников убивают и едят.

«Сент-Лоу заметил: “Это любопытно неожиданный результат войны: что у человека лучшая комната оказывается занятой каннибалом”».

Прошло всего три недели в Клэндоне, и 21 ноября Гертруду попросили переехать в Булонь для работы в новом департаменте Красного Креста: по раненым и пропавшим без вести.

Департамент открыли в Париже в начале войны – отвечать на запросы родственников, чьи мужья, отцы и братья ушли на войну и перестали писать. Родственники не знали, ранены они, убиты или пропали без вести. Известия доходили только в виде так называемых телеграмм страха, которые посылало военное министерство с извещением о гибели военнослужащего, или же в виде списков потерь, публикуемых в «Таймс». Военное министерство не могло справиться с потоком запросов, и единственной возможностью для родственников оставалось писать в Красный Крест. Задачей отдела раненых и пропавших без вести было отслеживать три категории военнослужащих: убитых, о которых еще неизвестно, что они убиты, раненных настолько тяжело, что они не могли написать домой, и плененных. Сперва отдел занимался только офицерами. И лишь в декабре был открыт его подотдел для работы с письмами от родственников унтер-офицеров и солдат, отследить которых было труднее.

На ранних стадиях конфликта важнейшим делом являлась связь с французскими госпиталями. Поскольку британцы воевали на севере Франции, новое отделение Красного Креста расположили к ним как можно ближе, бок о бок с британскими госпиталями, развернутыми в Булони. Когда прибыла Гертруда, отделению было всего три недели от роду. Немецкая армия недавно прошла по Фландрии, и британский экспедиционный корпус, посланный остановить ее на Ипре, потерял около пятнадцати тысяч человек. Завязшие в окопах, разделенные колючей проволокой и пулеметным огнем, обе стороны влипли в войну на изнурение, изредка прерываемую попеременными попытками прорваться. Эти наступательные действия уложили в землю от пятидесяти до ста тысяч человек, не дав никому долговременного успеха. Ситуация стала по-настоящему патовой; отвоеванные сегодня сто ярдов отбирали обратно через день или неделю. Все попытки союзников наступать приводили к ужасным цифрам убитых и новой волне потерь, поэтому с каждым санитарным поездом, прибывали новые раненые, и их складывали на станции для перевозки в госпиталь.

Гертруда должна была занять место в отделе рядом со своей подругой детства Флорой Рассел, которая уже там работала, и Дианой, сестрой Флоры. Сестры работали по очереди, так что все время одна была в офисе, другая свободна. Флора сейчас находилась в Лондоне, и Гертруда смогла с ней встретиться и услышать рассказ о жутком хаосе и грязи, с которыми ей предстоит столкнуться. Флора набросала список одежды, которая Гертруде понадобится, и ушла наслаждаться своим отпуском. Имея три дня на то, чтобы добраться до Булони, Гертруда послала ворох писем через Флоренс своей многострадальной камеристке Мари Делэр, требуя белье, часы, жакеты и обязательно – свои сапоги для верховой езды, чтобы справиться с грязью. Письма к Мари были коротки и резки, хотя и смягчены тактичным вмешательством Флоренс. Но преданность и привязанность Мари к Гертруде не знали границ: она оставалась с ней в беде и в радости всю ее жизнь.