Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

«Там, на родине, следовало бы понимать, что эти расспросы раненых об их пропавших товарищах – наиболее трудная часть нашей работы. Люди попадают в госпиталь из окопов с такими растрепанными нервами, что их свидетельства надо проверять и перепроверять показаниями других свидетелей, и таким образом, каждая такая “работа по запросу” может потребовать опроса четырех-пяти человек».

Когда британцы отступали, их раненых захватывали немцы и либо убивали их, либо брали в плен. Больше о них ничего не было известно, если только они не попадали в списки пленных, получаемые из Германии через Красный Крест в Женеве. Эти списки, когда доходили до Булони, позволяли отделу выяснить судьбу хотя бы некоторых из пропавших.

Такой войны раньше не знали. Неизвестный солдат, как предстояло написать А. Дж. П. Тейлору, был истинным героем войны, в которой примерно 192 тысяч солдат Британской империи пропали без вести или попали в плен. Один снаряд может разорвать на части пятьдесят человек так, что их уже не опознать. Одна из самых мрачных сторон работы, начатой Гертрудой в Булони, состояла в отыскании могил людей, наскоро похороненных на поле боя, чьи родственники хотели знать, есть ли какое-то подтверждение смерти, и если да, то где похоронены их родные. Эксгумацией занимались поисковики Красного Креста – те самые люди, что обычно ходили по госпиталям расспрашивать раненых. Часто могила, где лежал полковник или капитан, которого они пытались найти, оказывалась ямой, куда бросили еще и другие тела. Самая недавняя, которую Гертруда описала в середине декабря, содержала останки 98 человек. Из них только у 66 еще был опознавательный медальон – но хотя бы эти смерти могли быть подтверждены и могилы убитых указаны. После проверки могилу расширили, тела положили рядом и над ними отслужили заупокойную службу. Гертруда написала Валентайну Чиролу:

«Когда мы попадали под перекрестный огонь артиллерии, теряли около пятидесяти человек в сутки… Сейчас здесь очень неприятно – постоянный дождь. Дороги за Сент-Омером в ужасном состоянии. Булыжная мостовая выбивается… а по обе стороны от нее грязевые ванны. Если тяжелая машина туда съезжает, ее ничем не вытащить, и она остается там навсегда».

Не всегда ей удавалось удерживаться от мыслей о Дике, а теперь появился еще один повод для беспокойства: в новом году Мориса должны были послать на фронт. Она с ужасом думала, что может когда-нибудь обнаружить его имя в списке на своем столе. Как всегда, душу она открывала только Чиролу, скрывая от родных мрачные мысли:

«Я могу работать весь день с утра до вечера – работа создает мостик через бездну подавленности, по которому я иду давно-давно. Но иногда даже он подходит к точке слома… Мне не надо бы этого писать, простите меня. Бывают дни, когда все становится уже невыносимо, и сегодня как раз такой, вот я и плачу вам в жилетку… Дорогой мой Домнул, самый дорогой и лучший из друзей».

В начале войны офицеры, будучи профессиональными военными, были старше большинства солдат, и у них чаще бывали жены, пишущие в Красный Крест в случае их исчезновения, чтобы начать поиск. Поскольку военное министерство присваивало офицерские звания и регистрировало повышения, оно имело на руках списки офицеров, в то время как фамилии нижних чинов были известны только у них в полках. Как говорилось в докладе объединенного военного комитета, «из-за малой численности имеющегося в его распоряжении персонала совершенно невозможно вести точный учет всех, и эта работа сперва была ограничена только офицерами». Хотя в этом подходе была некая прискорбная сторона, тем не менее число солдат действительно оказалось астрономическим. Офицеры-рекрутеры были завалены потоком заявлений от двух с половиной миллионов человек, ставших добровольцами в ответ на призыв Китченера «Ты нужен своей стране».

Вскоре после того, как открылся отдел запросов, работающий по унтер-офицерам и рядовым, армия прекратила снабжать Красный Крест списками из госпиталей, потому что госпитали были переполнены и сбивались с ног от перегрузки. Без этого спасательного круга и без поисковиков в небольшом штате новый офис просуществовал всего несколько недель. И новые запросы от родственников шли вместо него к Гертруде, у которой работа и без того удвоилась из-за корреспонденции, направляемой теперь из Парижа. Она со своими сотрудниками с готовностью приняла новое бремя запросов об унтер-офицерах и рядовых: «Это довольно сложное дело удалось наладить, и в результате мы стали заниматься не только офицерами, но и рядовыми, чему я очень рада», – и принесла вести, хорошие или плохие, хотя бы в некоторые британские семьи.

Гертруда попросила Флоренс переправить ей последние распоряжения по выплатам для армейцев и моряков. В семье Белл всегда прекрасно понимали, насколько для семей рабочих вроде тех, что работают на заводах у отца, важна денежная сторона и что значит для них потеря кормильца. И Гертруда хотела, чтобы, когда чья-то семья получит известие об инвалидности или смерти мужа и отца, родные знали, что им полагается и куда с этим обратиться.

Приближалось Рождество. Хью спросил Гертруду, не хочет ли она автомобиль для помощи в работе, но она отказалась, ответив, что в случае необходимости всегда может одолжить машину. Тогда он послал ей пятьдесят фунтов и выразил надежду, что на праздники дочь вернется домой. В ответном письме она поблагодарила, но объяснила, что хочет остаться в Булони из опасения, что без нее система развалится. Ее большое преимущество перед Флорой и Дианой, объяснила Гертруда, в том, что она может постоянно здесь находиться, и пока она изо всех сил занимается работой, ей некогда думать о своих тревогах.

Она рассказала Хью, как потратит его пятьдесят фунтов. Радуясь, что нашел в Гертруде отличного помощника, Сесил сообщил ей, как ценит проведенную ею реорганизацию работы. Она была очевидным кандидатом на должность начальника отдела, и ей предложили занять комнату под свой личный кабинет. Она выбрала одну из пустых комнат в здании, довольно мрачную, велела в ней прибрать и переклеить обои, постелила половики и повесила новые ситцевые занавески. Комната получилась милая, насколько это было возможно, спасибо Хью. «Хоть там было грязно и мрачно, но я как-то сделала довольно веселый кабинет, расставив в вазах цветы, которые покупаю на рынке. Удивляюсь, что во время войны в Булонь все-таки привозят цветы, и благословляю того, кто это делает», – написала она Чиролу. И у нее еще осталось достаточно денег, чтобы потратить на книги, папки и гроссбухи. Приятно было, сообщала она отцу, знать, что Красному Кресту они обошлись даром.

Рождество у нее прошло почти незамеченным. 27 декабря Гертруда написала домой об одном любопытном явлении, которое стало предметом городского интереса: