Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

— Да я пойду за Рианорами на край света!

— Храни Господь нашего целителя и его детей!

— И его сестру!

— Храни Господь наших Рианоров!

Гаспар обрадовался и захлопал в ладоши.

— Как они приветствуют нас! — восхищенно воскликнул мальчик. — Уэль, ты слышишь?

— Я слышу, как приветствуют только госпожу герцогиню и Целителя, — последовал равнодушный ответ.

Но Гаспар был рад и этому.

— Не радуйся, — продолжал нудить Уэль. — Любовь народа хрупка и непостоянна. Любой промах, и о Рианорах забудут.

— Нет! — решительно возразил мальчик, сжав кулаки. — Это ложь!

— Как знаешь, — безразлично отмахнулся Уэль. — Я тебя на своем коне не повезу. И не собираюсь плестись из-за того, что ты не умеешь ездить верхом.

— Я умею! — гаркнул Гаспар.

— Тогда бери любого коня в стойле.

Мальчик озадаченно оглянулся и выдохнул:

— Но эти кони не мои.

— Так ты еще и честный! — непроницаемые глаза Уэля презрительно потемнели. — Для честности не время, герцогский сын. Или ты едешь на запад на украденном коне, или остаешься здесь держаться за юбки принцессы.

— Почему ты помогаешь мне? — сурово спросил Гаспар, подняв на мужчину свои огромные зеленые глаза с длинными пушистыми темными ресницами. Глаза Гаральда Алистера.

— Я не помогаю тебе, — холодно ответил Уэль. — Мне нет до тебя никакого дела. Нам по пути, поэтому я и решил взять тебя с собой.

— Я не конокрад… — насупился Гаспар.

— Тогда придётся им стать, если ты желаешь помочь матери… — свысока глядя на мальчика, заявил Уэль. — Только как ты поможешь ей, если едва достаешь ногами до стремени, мне…

Но Гаспар уже решительно шел вдоль стойл, разглядывая коней. С раннего детства мальчику прививали любовь к коням и конной езде, поэтому он неплохо разбирался в лошадях. Внимательно оглядев пятерых, он выбрал самого мощного и самого агрессивного на вид. Когда мальчик подошел к нему, конь заволновался и зло заржал. Гаспар рисковал закончить свою жизнь под его яростными копытами. Уэль же не двинулся с места и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мальчишке. Он сидел на своем коне и безразлично наблюдал за стараниями подростка оседлать коня с норовом, который был под силу не каждому взрослому мужчине.

Но Гаспар был горд, очень горд. Он никогда не собирался просить помощи, даже если конь начнёт бить его. Мальчик должен был справиться сам, он должен был доказать, что долгие занятия с покойным Марцеллом не прошли зря.

Гаспар умел успокаивать лошадей своим нежным голоском. Даже теперь, когда голос его начал ломаться. И даже этот агрессивный конь поверил ему, и мальчик смог оседлать его.

— Я устал тебя ждать, изнеженный мальчик, — презрительно пробормотал Уэль. — Поехали. В Нодриме не казнят за конокрадство, но стыда будет немерено: сын герцога Атии украл коня.

Гаспар смерил своего спутника недовольным взглядом, и, пришпорив коня, двое выехали из конюшни постоялого двора.

Холодный ветер яростно бил в лицо, но мальчик не чувствовал холода, только жар радости и долгожданной свободы.

Его крылья выросли до небывалых размеров и развернулись красивыми флагами. Он летел к той жизни, которой еще не знал. К новой жизни, озаренной яростным огнем его таинственной черной силы.

Герцогиня Атии, или владыка Кунабулы, как её вновь начали называть за спиной, вытерла заледеневшие руки чистым полотенцем и поплотнее закуталась в теплый плащ. Помимо плаща на ней была кожаная приталенная куртка чёрного цвета, длинная туника, черные обтягивающие штаны и кожаные сапоги с высокими голенищами. Наряд, как считали придворные кумушки, увидав ее утром перед отъездом, не подобающий для герцогини. Но не длинное же платье с корсажем надевать!

— Вернитесь к огню, Ваша Светлость, вы замерзли.

Акме обернулась. Карим, единственный атиец, которого она взяла с собой, агент её мужа, держал в руках шерстяной плед и протягивал ей. Его карие глаза глядели на нее с участием.

— Благодарю, Карим, — ответила она. — Я тепло одета.

— Вы завтракали?

— Я брала тебя не для того чтобы ты нянчился со мной, — усмехнулась герцогиня.

— И для этого тоже, — возразил Карим, опустив глаза.

Из шатра вышел король Карнеоласа, огляделся и, увидев Акме, направился к ней. Акме выжидающе глядела на короля. Карим исчез.

— Как в старые добрые времена, Акме, — произнес Арнил, закутываясь в свой плащ.

— Верно, — кивнула герцогиня. — Только из прежней нашей команды остались только мы с вами, Ваше Величество.

Арнил опустил глаза. Акме решила, что он вновь подумал о Марке. Верно, его сын уже не увидит нового мира, во имя которого поднимается борьба. Марк уже ничего более не увидит. И Арнил глубоко переживал эту боль. С тех пор как он узнал о гибели Марка, он ни разу не засмеялся, ни разу не улыбнулся. Он будто был потерян. И только Карнеолас и Дарон заставляли его держаться.

«Несчастный Арнил, — в очередной раз подумала Акме, глядя на него. — Он даже не видел тела сына. И это создает иллюзию того, что Марк жив… Эта иллюзия сведет его с ума…»

Кунабула освободила своих слуг не одну неделю назад, но до сих пор ни один из демонов не напал ни на одного человека. Акидия, несчастная Керберра и спокойный Полнхольд привели свои войска в полную боевую готовность, но демоны будто и не собирались нападать. Их след обрывался в лесах и горах, и никто не намеревался следовать за ними.

Кроме государя Карнеоласа, герцогини Атии и одной тысячи карнеоласских конников никто не осмелился направиться по следам врагов.

Как только Акме узнала о пробуждении Кунабулы, она не могла оставаться в Кеосе и бездействовать. Ее начали посещать злые сны, и голос в них шептал ей о ее величии, которого она лишена в руках Карнеоласа. Они звали ее детей по имена и грозили забрать их, если Акме не повернется к своим истинным союзникам.

А через несколько дней Провидица вызвала её с королём и сообщила, что Нергал отправил слуг своих в горы Илматара — развалины Авалары, чтобы там они поджидали фавнов и тотчас набрасывались на них. Если Гаральд