Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

на духов преисподней кочегары топят пароходные котлы. Пассажир четвертого класса самый пестрый: спекулянты, зорко охраняющие свои тюки; бесшабашные, нагловатые вербованные, следующие на лесозаготовки; угрюмые озабоченные переселенцы; гульные местные мужички, едущие домой то ли со свадьбы, то ли с поминок и еще не успевшие прийти в себя от запоя.

Валентина ехала в третьем.

Говорят, человек никогда не устает смотреть на облака, воду и огонь. Все эти три стихии соединил человек в паровой машине. Через распахнутые двери машинного отделения по всей нижней палубе разносится непередаваемый острый запах пара и перегретого машинного масла, раздается шипение и глухое уханье механизмов.

Можно вместе с группой других любопытных заглянуть в сверкающее начищенной медью пароходное чрево, где ворочает блестящими многопудовыми кривошипами паровая машина. В неутомимом вращении гребного вала, размеренном движении ползунов, шатунов и крейцкопфов, нагромождении насосов и помп, в знойном царстве железа и пара, кажется, нет человеку места – он непременно будет раздавлен. Но вдруг появляется среди них коренастая фигура чубатого паренька-масленщика в промасленной безрукавой тельняшке, который, ускользая от старающихся схватить его рычагов, ловко набивает тавотом колпачки пресс-масленок. Многопудовый кривошип, матово блестя нашабренными щеками, крутится на валу, как огромный молот, готовый сокрушить все на пути своего вращения, лишь на доли секунды застывая возле мертвой точки. Именно в этот момент ловкая рука масленщика успевает повернуть колпачок масленки на четверть оборота. Кривошип устало падает вниз, чтобы все повторить сначала, а чумазый паренек, вытирая ветошью руки, весело подмигивает стоящей в дверях сероглазой девчонке: «Знай наших!..»

В носовом пролете начались танцы. Удобно устроившись на бочке, конопатый баянист с шиком развернул меха:

Пароход идет «Гусихин», На нем белая труба. Парень девушку целует Безо всякого стыда!

– Эх! – еще не остывшие со свадьбы мужички, не жалея хромовых сапог, старательно отстукивают по рифленой палубе, но вскоре, утомившись, уходят подкрепиться в буфет, а баянист переходит на медленное танго:

Прощай, прощай, моя родная, Не полюбить мне в мире больше никого, Лишь о тебе одной и вспоминаю я, Но ты не знала сердца моего...

В круг выходят пары. Официантка с грязной посудой в руках не спешит унести ее в мойку. Подтягиваются утомленные однообразной скучной дорогой пассажиры. Вербованные, на время отложив карты и поправив на шее кашне, протискиваются в первый ряд, намечая в толпе вероятных партнерш. Свободные от вахты матросы, приодевшись в чистые форменки, выманивают из камбуза молоденьких поварих, заканчивающих приборку: «Потом закончим, а сейчас танцы!» Спустившийся на шум старпом снисходительно улыбается танцорам: «Это ничего, это можно».

Баянист вытер со лба пот и заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Медленная, тягучая мелодия наполнила палубу:

Тихо вокруг, это герои спят...

– Эту не надо, – запротестовала публика, – давай повеселее.

– Могу, – заявил гармонист и завел «Кирпичики»:

Лет семнадцати, горемычная,

На кирпичный завод нанялась...

– А другую не знаешь?

– Знаю, – радостно кивает рыжей головой баянист. – «Маруся отравилася!..»

...Я сегодня больна и разбита, Нету в сердце былого огня...

– А еще что-нибудь можешь? – не отступала настроившаяся на танцы публика.

– Я все могу, – самонадеянно пообещал музыкант. – «Ермак», «Бежал бродяга с Сахалина», «Славное море, священный Байкал», «Лучинушку», «Шумел камыш», «Шотландскую застольную», «Степь да степь кругом»...

– Да бросьте вы его, – вмешалась проводница из третьего класса, – этот алкаш нас всех от скуки уморит. У меня девчонка с патефоном едет, лучше ее попросить поиграть.

– У меня только одна пластинка, – пыталась отбиться Валя.

– Ничего, давай ее сюда, пусть будет вечер вальса, – зашумели пассажиры.

И вот уже под старинный вальс Штрауса закружились первые пары. Обиженный непривычным невниманием, баянист осоловело сидел на своей бочке.

– Разрешите вас пригласить? – слегка поклонился Валентине аккуратный матросик со значком Досфлота на груди и в мичманке, по тощему «крабу» на которой любая тоболячка могла бы сразу определить, что его карьера на флоте еще начинается. – Меня зовут Саша Трушин, я практикант, будущий механик.

И только тут Валя признала в нем того самого бесстрашного масленщика, который пару часов назад подмигивал ей из машинного отделения.

–