Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

он присел на истертый канатами и тросами толстенный березовый кнехт. Под бортом дебаркадера напоенная весенней влагой могучая река еще ершилась перед сном невысокими гребешками волн, и вечерний ветерок, прежде чем улететь на ночевку, обессиленно возился в прибрежном ивняке. На белом небе, в той стороне, где еще недавно спряталось солнце, дотлевала красная полоска. Но Сашке было не до красот природы: у него болела скула и саднили казанки пальцев. А еще того хуже досада – роскошный флотский воротник, синий гюйс его новой форменки, был оторван и держался на честном слове. Сашка скинул форменку и, добыв из подкладки фуражки иголку с длинной ниткой, принялся за починку, пока не погасли сумерки белой ночи.

Сегодня в очередной раз не повезло Сашке. Сначала не повезло на практику попасть вместе с неразлучным еще с детдома корешом Ленькой, с которым всю долгую зиму ожидали начала навигации и летней практики. Мечтали, что получат в кадрах Госпара направление на большой пассажирский пароход «Яков Свердлов» или, может, на сам «Микоян» и вместе, обязательно вместе, не поплывут, а пойдут на нем далеко-далеко – в Обскую губу, Новый порт и на Ямал. Поначалу все так и выпало, как мечталось: вместе попали на «Жан Жорес» и сходили в рейс до Салехарда. И вдруг на обратном пути поступил приказ: практиканту Трушину в Тобольске перейти на «Усиевич», сменить заболевшего масленщика. Пришлось сойти на берег и ожидать «Усиевича».

Сашка откусил нитку и натянул рубаху. Река успокаивалась. В засыпающем городе побрехивали собаки, да неподалеку в городском саду оркестр доигрывал прощальный марш. Угораздило же пойти туда Сашку: говорили ведь – в Тобольске городские испокон веков задирают флотских. Однако не внял совету и получил. Еще легко отделался.

Прошлым вечером просто бродить по улицам ему надоело, до парохода оставалось еще полсуток, и от скуки Сашка забрел в городской сад, где, сверкая медными касками, наигрывал вальсы и танго духовой оркестр близлежащей пожарной команды. Сашка потолкался возле бильярдной, посмотрел, как у пивного ларька сдувают пушистую пену с кружек фиксатые урки в хромовых сапогах и белых кашне, и нечаянно для себя оказался на танцплощадке, где толпилась молодежь и девчонки из веттехникума и педучилища держались двумя стайками и не пропускали ни одного танца. Парни подпирали ограждение танцплощадки крутыми плечами, дымили папиросами и преувеличенно громко смеялись, делая вид, что танцы их не касаются. Изредка некоторые из них осмеливались отклеиться от стенки, чтобы осчастливить приглашением одну из девушек.

Впрочем, десяток-другой любителей не пропускали ни одного танца и с упоением кружились со своими постоянными партнершами. Сашке смотреть на хорошо танцующих нравилось: в детдоме его научили недурно вальсировать и он это делать любил, хотя и страшно стеснялся девчонок. И на танцплощадке он сразу отметил несколько пар, танцующих с завидной легкостью. Одна из девчонок, в берете и юбке-клеш, кружилась особенно грациозно, чуть откинувшись назад, и, рассыпая густую волну волос, сияла откровенно счастливыми глазами, простая и доступная на первый взгляд. Но когда один из пижонов отделился от стенки и, не вынимая из зубов папиросы, бесцеремонно взял ее под локоть, чтобы вывести в круг на танго, густые брови под беретом сдвинулись столь решительно и такая отповедь сразила нахала, что тому осталось единственное – удалиться с видом, что «он и не хотел».

Не сводивший с девчонки глаз Сашка засмеялся над пижоном вместе со всеми, но, наверное, всех громче, на что тот недобро зыркнул глазами. Но Сашка не придал эпизоду внимания: он мучился, пригласить или не пригласить. А вдруг возьмет и обхохочет. Да и какой смысл знакомиться, если он по морям, по волнам – нынче здесь, завтра там.

Между тем и девчонка, видимо, заметила аккуратного курсанта речного училища, потому что сбившиеся вокруг нее подружки вдруг весело защебетали, временами поглядывая на Сашку. В этот момент музыканты, прополоскавшие свои усталые глотки пивом, вновь заняли места и сиплый брандмейстер объявил: «Березка».

Белый вальс!» Из группы девушек вышла ОНА и сделала шаг по направлению к Сашке. У него замерло сердце: неужели к нему?

И в этот момент Сашку сзади дернули за рукав: «Пройдемся, салага, потолкуем». Это давешний пижон тянул его в сторону выхода. Глянув, как замерла на полдороге сероглазая, Сашка ответил со злой досадой: «Потолкуем».

За кустом акации оказалось еще двое. «Нарвался, – подумалось. – Ну да моряк и на суше не дешевка!» И, не дожидаясь, ударил первым: сначала левой рукой под дых, а когда пижон от неожиданности согнулся, добавил правой снизу, под подбородок, – хрясь! Пижон грохнулся на урну. И тут Сашке самому хорошо влепил в скулу приятель пижона, а другой, маленький, коренастенький, зашел сзади, чтобы вероломно повалить на землю, а потом пинать, пинать... Но Сашка успел отпрянуть в сторону, и коротышка уцепился лишь за край гюйса – ткань с треском разорвалась. Зато другой приятель пижона, не успев остановить повторного размаха своего увесистого кулака, промахнулся и влепил его в круглую рожу низкорослого приятеля, а сам получил от Сашки. Тем временем пижон выбрался из урны, и Сашка почувствовал, что дело плохо. Но из-за пивного ларька вдруг завопили радостно: «Драка! Братва, городские затонских бьют! Сюда!» И какой-то здоровяк в тельняшке свалил пижона подножкой. Из-за кустов сада на шум стали стекаться парни в тельняшках и в клешах: подраться с городскими считалось геройским делом. В ответ немедленно среагировала танцплощадка, и долгожданная всеобщая потасовка разрядила дремучую скуку провинциального вечера.

Сашка вовремя выбрался из свалки, еще до того, как вокруг раздались милицейские трели, и теперь хвалил себя за осмотрительность: проводить ночь в милиции дело последнее. Но и на дебаркадере не уютнее: сыровато. Сашка обхватил колени руками, пытаясь согреться и задремать. И опять ему помешали. Маленький рыжий котенок с хвостиком-прутиком появился с голодным писком из-за бухты каната и направился прямиком к Сашке, как будто его и ждал. Цепляясь крохотными коготками за клеши, он уверенно полез на колени к Сашке и, остановившись прямо напротив Сашкиного носа, разинул розовый роток с белыми зубками-шильцами: «Ма-ма!» «Ах ты, сирота, как и я», – пожалел его Сашка. Погладил по