Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков

территории – между Икшкилес и Саласпилсом. (…) На городище Мартыньсала (в Саласпилсе) жил вождь местных ливов Ако, который предпринял в 1206 г. попытку объединить против немцев князя Полоцка, гауяских ливов и литовцев, но не успел сделать этого. Расположенный рядом с Мартыньсала остров Доле, на котором находится исследованное археологами кладбище Рауши, давшее шесть описанных выше подвесок, в начале XIII века называли Королевским островом (Insula Regis). Уже в 1895 г. Бухгольц в своей статье “О кирхольмских королях” обратил внимание на то, что в хрониках XIV–XVI веков есть немало указаний на проживавших на обширных землевладениях между Саласпилсом и Икшкилес свободных крестьян, которых называли “королями” и которые были, видимо, потомками местных правителей»[585]. Латышский археолог Э.С. Мугуревич предположил, что данные подвески были отличительными знаками женщин из знатных ливских родов и могли передаваться ими из поколения в поколение. Из-за находок подвесок со знаком Рюриковича преимущественно в женских и детских захоронениях может создаться впечатление, что этот знак бытовал в основном среди ливских женщин, однако это не совсем так. Наиболее раннее изображение знака Рюриковичей в этом регионе мы встречаем на серебряных ножнах меча в ливском могильнике Кримулдас Рижского района Латвии. Специалисты считают, что данный знак восходит к знаку Владимира Святославича и, следовательно, является самым ранним в этом регионе[586]. Это указывает на то, что первоначально данный знак использовался воином и лишь впоследствии стал появляться в женских и детских захоронениях.

Показательно, что находки со знаками Рюриковичей обнаружены не на всей территории проживания ливов, а именно в тех местах, где письменные источники фиксируют пребывание вендов. Немецкий хронист Генрих Латвийский (1187 – 1259) при описании событий 1206 г. сделал небольшой экскурс в прошлое региона и написал: «Венды в то время были бедны и жалки: прогнанные с Винда, реки в Куронии, они жили сначала на Древней Горе, у которой ныне построен город Рига, но оттуда были опять изгнаны курами; многие были убиты, а остальные бежали к лэттам, жили там вместе с ними…»[587] Из этого отрывка мы узнаем, что где-то по соседству с куршами, то есть там, где, согласно Саксону Грамматику, находилась некогда Прибалтийская Русь, жило племя вендов на реке, названной, по всей видимости, в честь этого племени (рис. 43). Сама эта река также находится недалеко и от мыса Колка-Русбей. Вендами сначала во франкских, а затем и в немецких хрониках традиционно называли славян, и Генрих Латвийский не мог этого не знать. Славянское присутствие в Западной Латвии прослеживается как по материалам топонимики и гидронимии, так и языкознания: лингвисты отмечают наличие и особых славяно-латгало-селоно-куронских изолекс[588]. Славянское влияние на куршей прослеживается и в трансформации погребального обряда последних. «Вскоре традиционный для куршей обряд трупоположения начинает вытесняться новым ритуалом кремации умерших, что было весьма характерно для славянского мира дохристианской поры. Новая обрядность сначала появляется в северных районах обитания куршей (в бассейне Венты и в смежных землях). (…) И все же можно полагать, импульсом в распространении обряда кремации среди куршского населения была обрядность славян-венедов-вендов. Иного объяснения пока нет»[589], – констатирует В.В. Седов. Отмечая трудность выделения прибалтийских славян, материальная культура которых в свою очередь испытывала сильное влияние со стороны соседних балтских и финно-угорских племен, этот исследователь обратил внимание на еще одну специфическую особенность, встречающуюся во всех трех регионах, где проживание вендов отмечают письменные источники: «В поисках следов расселения вендов следует обратить внимание на распространение чуждого местному населению курганного обряда, зафиксированного во всех трех регионах проживания этого этноса – в Северной Курземе, на Нижней Даугаве в окрестностях Даугмале, на Гауе в районе Венден и Турайды. Основными погребальными памятниками придауговских и гауяских ливов, так же как и латгалов, являются грунтовые могильники. Появление среди них курганных захоронений до сих пор не находило какого-либо объяснения. (…) В общем эти курганы, как и могилы в целом, абсолютно ничем не отличаются от славянских курганных памятников, распространенных как на Русской равнине, так и в западнославянском ареале. (…) Интересно, что местное население еще в XIX в. называло эти курганные могильники “krievu kapu”, т. е. “русскими могильниками”»[590]. Кроме того, В.В. Седов совершенно справедливо связал ареал расселения вендов в Латвии и распространение там же подвесок со знаками Рюриковичей: «Нельзя не обратить внимание на концентрацию различных вещевых находок древнерусского происхождения в двух регионах – в Даугмале и его ближайших окрестностях, а также в бассейне Гауи, в той его части, где стояли Венден и Турайда. Так, все без исключения находки привесок, относимых исследователями к родовым знакам Ярослава Мудрого, происходят из двух названных регионов, где, согласно Хронике Генриха Латвийского, проживали венды. Создается впечатление, что предметы русского происхождения находили спрос прежде всего среди родственного, вендского населения»[591].

Рис. 43. Венды в средневековой Прибалтике. Цифрой 1 на карте обозначены курши, 11 – пруссы

В чем же причина столь длительного существования данной традиции в ливской среде? Очевидно, что причина находок беспрецендентно большого количества этих знаков на территории части этого племени кроется в существовании каких-то особых, исключительных отношений части ливской племенной знати с Рюриковичами. Судя по всему, мы имеем дело с самоиндентификацией части ливской знати с династией Рюриковичей, выразившейся в ношении представителями ливов родового знака русских князей. Чем же она могла быть обусловлена? Ключом к разрешению данной загадки является то, что территория находок этих подвесок совпадает с территорией расселения славян-венедов, а впоследствии именно там же среди ливов отмечается существование устойчивой «королевской» традиции. Объяснить все эти явления может предположение, что среди упомянутых Генрихом Латвийским венедов, влившихся в состав ливской знати, были потомки русских королей Саксона Грамматика, считавших себя родственниками киевских Рюриковичей. Из приведенных в этой главе сведений складывается впечатление, что основная линия потомков прибалтийских русских королей переместилась в земли западных славян, из числа которых и был впоследствии призван Рюрик, однако какие-то боковые ветви вполне могли остаться на старой родине. В этом отношении оказавшиеся среди ливов потомки этой боковой линии могли считать себя родственниками Рюриковичей, активно использовать подвески с их родовым знаком, а их дальние потомки многие века спустя хранить память о своем высоком королевском происхождении. В связи с этим следует вспомнить и об одном эпизоде из Иоакимовской летописи, предшествовавшем призванию Рюрика. Получив предсказание о грядущем рождении наследника «от ложесн его», «Гостомысл не ят сему веры, зане стар бе и жены его не раждаху, посла паки в Зимеголы (В.Н. Татищев в комментарии к этому месту предположил, что имелась в виду Курляндия. – М.